– И кто же наниматель? Народ Каафа?

– Всего царства – сколько тебе это внушать? Но начнется все в Каафе. Если ты позволишь мне продолжить начатое.

И снова последовало молчание. Потом Дарда произнесла:

– А ведь ты сам предрек ей когда-то царскую власть.

– Разве? Ах, да, верно. А я когда-нибудь говорил, сколько продлится ее царствование?

– Ты истинный прорицатель, Хариф. Тебя никогда не поймаешь на слове.

– Следует ли это понимать, как согласие? Если да, то я бы посоветовал тебе некоторое время не появляться открыто на людях. Мне нужно немного подогреть народ.

– Хорошо. Только не переусердствуй.

Особо усердствовать не пришлось. Речи Харифа пали на подготовленную почву. Хотя Кааф считался царским городом, он находился слишком далеко от Зимрана, и жители его привыкли считать себя людьми свободными, и не отличались особой преданностью правящей династии. А события последних лет эту преданность и вовсе поколебали. Гордость воинского сословия была уязвлена тем, что со времени восшествия на престол Ксуфа Нир неизменно терпел поражение за поражением. Горожане страдали от повышения податей и хлебных поборов. Родовая аристократия не могла забыть о судьбе князя Кадара. И все, включая последних нищих, прослышали об участи паломников в Маоне. Теперь всем этим несчастьям находилось объяснение. Мало того, что Нир постигло такое бедствие, как царь-младенец, так еще и правительница – лживая самозванка! В считанные дни Кааф забурлил. как горшок с похлебкой на угольях, и похлебка, что там готовилась, обещала быть крута и солона.

Главнейшим известием было то, что предсказанной царицей оказалась Паучиха. Далеко не все готовы были в это поверить, при всем уважении, каким пользовалась Дарда в Каафе. Поскольку Хариф вещал чаще всего у храма Хаддада, получалось, что он говорил словно бы от имени Хозяина Солнца.

И сомневающиеся одолевали преподобного Нахшеона вопросами – впрямь ли на Паучихе благословение Хаддада, и могло ли быть так, как говорит Хариф. На что благоразумный жрец отвечал: – так, Хаддад справедлив. и во всем подобен мудрому отцу, который, разделив имение между сыновьями, никогда не обидит и дочь. И мог даровать ей взамен красоты иные милости. А на вопрос, не лучше ли все-таки даровать красоту, ответствовал, что это заботы женские, и до Хаддада они не касаются.

Дарда, прислушавшись к совету Харифа, на люди не показывалась, и, если где и появлялась, то скрытно, предоставив сотоварищам самим решать, что им делать. Лаши в этом ни минуты не колебался, равно как сомнениями себя не изводил. Он свои сомнения убил, когда сделал выбор между Сови и Паучихой. Теперь он понимал – начинается игра по-крупному. Такая, какой он и представить себе не мог, когда во дворе Хаддада сетовал на мелочность замыслов в славном Каафе. И хотя мечта о тихой жизни в собственном доме с садом отодвигалась в затянутую туманом даль, паче того – Лаши мог потерять все, что уже имел – он готов был участвовать в этой игре.