За предательство этим, вчера еще достойным мужам Перегуда полагалось лишение имущества и изгнание из города. Князю оставалось только решить: когда и куда – сейчас, в зимний мороз, или позволить им дождаться весеннего тепла? Дарник назначил высылку через две недели, за это время изгои должны были подыскать себе место для временного постоя и перевезти туда домашний скарб.

– А они возьмут и через две недели подожгут собственные дома! – выкрикнул один из обвинителей. – И весь город еще спалят. Сейчас выселять надо, сейчас! И имущества никакого не позволять вывозить!

– Будет, как я сказал! – строго оборвал Дарник.

На том и порешили. Все дома изменников, к неудовольствию старейшин, поступали в распоряжение князя. В них тотчас стали вселяться десятские липовцев. Вечером Друя на коленях умоляла Дарника изменить приговор в отношении ее семьи: мол, ее теперь, как княжескую полюбовницу, никто в городе не посмеет обидеть или оскорбить.

– Я подумаю, – неопределенно пообещал он, хотя уже знал, как поступит с ее семьей.

Две недели на улаживание своих дел понадобились не только изгоям, но и князю. Прежде всего надо было привести в должное состояние новое крепостное войско. Для обороны города необходимы были двести гридей, а где их взять, если у самого их не больше сотни да еще полсотни необученных ополченцев? Ничего не оставалось, как в принудительном порядке набрать сотню гридей из числа горожан и окружающих селищ. Им Дарник придал десяток арсов и две ватаги гридей. Разбившись вместо четырех на три сторожевые смены, это войско приступило к несению крепостной службы. Рыбья Кровь почти не вмешивался, давая возможность остающимся полусотским самостоятельно приобрести нужные навыки. Сам же вплотную занялся городскими укреплениями. По его заказам перегудские оружейники изготовили двадцать камнеметов, размещенных затем по всей стене, и две больших пращницы – направленные на реку, они накрывали своими выстрелами полверсты водной глади. Из трех ворот велел пользоваться одними, и то лишь в дневное время. С наружной стороны наметил целый ряд препятствий, чтобы и конный, и пеший могли приблизиться к воротам, лишь сделав несколько крутых разворотов. Посланные на сто верст вверх по Танаису дозорные сообщили, что норки действительно ушли далеко на север, и можно было надеяться, что хотя бы до лета они не дадут о себе знать. Однако это нисколько не расхолодило князя, и меры предосторожности он не считал чрезмерными.

То, что не удавалось в Липове Фемелу – привить Дарнику княжеские замашки, здесь, в Перегуде, получилось само собой. Разница заключалась в его отношении к простым горожанам: в Липове он их уважал, в Перегуде же смотрел на них с легким презрением. Хотя если бы захотел как следует вдуматься, отличий нашел бы не так уж много: и там и там он спасал их от разбойничьего насилия, но в Липове смерды сразу стали на его сторону, а в Перегуде вяло ждали, когда он придет и освободит их. Да и в обыденной жизни они вели себя по-разному: липовчане много и плодотворно трудились, а перегудцы вроде делали все то же самое, но как-то вкривь и вкось. Выручал их лишь важный торговый путь, что проходил по Танаису и приносил много товаров и легких денег.