Форбс остался в размышлении. Институт создавался ради борьбы с русской опасностью, а не ради соперничества с третьей политической силой. Впрочем, во главе Сальварсана стоял хоть и диктатор латиноамериканского типа, но по крови был он все же русским и являл опасность. Форбс набрал на пульте сложный аккорд. Сейчас ему требовался совет нейтрального мага, а таковым на весь Элберт, и то с натяжкой, мог считаться застенчивый тихоокеанец. Именно он материализовался из воздуха в кресле напротив генерала. У себя на Самоа он и понятия не имел о телепортации, не нужна была, но в Элберте быстро ее освоил.

Еще совсем молодой, едва ли тридцати лет, темнокожий полинезиец абсолютно игнорировал европейские правила приличия. Он носил лишь красную набедренную повязку, да и ту, чуть становилось жарко, снимал и повязывал на голову. Зато он любил украшаться гирляндами редкостных самоанских и таитянских цветов. Для их выращивания в самом нижнем ярусе Элберта пришлось выдолбить солидную оранжерею: творить цветы среди всех магов Элберта умел только Бустаманте, но обслуживать нижестоящего, по его мнению, да еще расово неполноценного мага он никогда бы не стал.

Тофаре Тутуила, пожалуй, мог бы творить для себя цветы и сам, однако натура его была полна не одной лишь застенчивости, а еще и неповторимой, никому в мире больше не присущей, кроме уроженцев Южных Морей, лени. Дорогой и сложный контракт, который заключило с ним правительство США, гарантировал магу ежедневное трехразовое свежее одеяние из родных цветов. Что поделать, маги капризны, — все эти цветы Тутуилы по сравнению с капризами Бустаманте были и впрямь лишь цветочками, разве что тропическими. Например, в контракте Бустаманте имелся параграф, дававший магу право не исполнять приказы начальства, если маг не считает их совместимыми со своим достоинством. И еще параграф, по которому маг имел право орать на начальство. Как раз этого сейчас усталый, отягощенный подагрой и комплексом вины перед Цукерманом Форбс не вынес бы. Именно поэтому он предпочел итальянскому чародейству полинезийское.

Тофаре был малоросл, глаза имел миндалевидные, и еще носил крошечные пушистые усы, отчего был похож на чрезвычайно красивого сиамского кота, зачем-то обвязавшего голову красной тряпкой. Он с любопытством посмотрел на Форбса и сложился в поклоне.

— Я готов служить вам, господин генерал, всеми силами моего Ка, моего Ку, моего Кэ. Я весь внимание.

— Мистер Тутуила, — начал Форбс официально, — вы знаете, что политика некоторых государств идет вразрез с интересами вашей новой родины.