Елена нехотя доела свой кусок, он нарушал ей диету, но открыто идти против правил ложи из-за какого-то торта определенно не стоило. Хорошо еще, что торт был крестьянский, без крема, больше напоминал коврижку, проложенную слоем какой-то бедной ягоды, кажется, черемухи. Хамфри свой кусок тоже доел и начал с новой силой:

— Ла-ла-ла-ла-ла…

— На-на-на! — одернул его Горобец с помощью более сильного слога, и бородач пристыженно замолчал, пробормотав только что-то вроде «тала-бара-ката-маза-гада…» — Так вот, братья вредители. Пустует среди нас пост великого попрошая! Пустует, и милостынька приходит в нашу казну ох как неудовлетворительно!

«Черта с два, — подумала Елена, — это в мою казну неудовлетворительно, а в твою, сволочь, все в сроки сдаю».

— И предстоит нам, братья, порадеть о новом члене! — Хамфри собрался снова залопотать, но на него цыкнула Баба Леля. — Брат Ужаса, прошу вас.

Бибисара Майрикеева, знаменитая московская целительница, скульпторша и певица, служившая в ложе «приуготовителем-вредителем», или же «сестробратом Ужаса», откликнулась немедленно:

— Увы, увы, увы! Кандидат Всеволод, коему мы доверчиво протянули нашу дружескую руку, отверг ее! Ответил, что не знает, чем даже очень чистые душой масоны могут помочь великому делу истребления милиционеров.

— Недостоин. Пусть, — твердо сказал Горобец. — Второй кооптированный?

Глаза Бибисары сверкнули:

— Готов принять свет истины!

Елене сразу стало скучно. Это означало, что сейчас начнется обряд посвящения в члены ложи, а это затянет агапу на лишний час. Тем временем в далеком Свиблове отец, видать, давно уже смотрит на часы, но судьба ему нынче сидеть и ждать с зоопарковскими друзьями, выпивать по наперсточку, курить, вспоминать прошлое и сидеть, и сидеть, и сидеть. Но никуда не денешься. Без масонства нынче ни до порога.

Рекомендации у «профана» были внушительные, как доложила Бибисара. «Одна индийская махатма» за него очень и очень просила, притом когда еще была живая, потом ее сепаратисты ужасно сепарировали. Да и сам «профан» был человеком довольно известным, он был поэтом, хотя и твердил на каждом углу, что он «всего только старая скважина», и писал он не стихи, а мутации. Самая его знаменитая мутация «Ты должен быть, вбывать и выбывать, и вновь вбывать, и выбывать, вбывая!» как-то раз на заседании ложи «Лидия Тимашук» послужила долгим предметом предагапного собеседования. Елена Эдуардовна вообще-то в гробу видала все мутации и все правила поведения для тех моментов, когда на тебя никто не смотрит, но чарующе-глупое «быва-быва-быва» даже ей запомнилось.