Но теперь, когда рядом с ним стояла вполне живая и слегка заикающаяся от пережитого страха девушка, зеркала исправно выполняли то, для чего предназначались. За одно это Гай был согласен простить мистрисс Уэстмор любые ее прегрешения и выходки — как прошлые, так и будущие.

— С меня причитается большой должок, — глухо произнесла Изабель. — Но сейчас нужно придумать, как найти остальных. Кажется, я поняла, зачем мы здесь.

Она не успела договорить. Зеркала подернулись зеленоватой патиной, а затем начали с легким звенящим шорохом осыпаться вниз — в точности падающий снег, только не белый, а черный, прорезаемый сияющими вспышками осколков. «Снегопад» продлился сущие мгновения, Гай и Изабель успели только растерянно переглянуться в тягостном предчувствии новых неприятностей. Но лабиринт из камня и лабиринт из зеркал пропали, сменившись бескрайней мертвенно-пепельного равниной под низким свинцовым небом с обрывками синеватых облаков. Царившую здесь тишину разрушило низкое, довольное ржание вполне живой лошади, а спустя миг к нему присоединился звенящий от недоверчивой радости человеческий голос.

Эксод[21] Перемена места, перемена участи

Эксод[21]

Перемена места, перемена участи

11 октября 1189 года, раннее утро.

Замок Ренн-ле-Шато, его подземелья и окрестности, Лангедок.

Массивная, целиком отлитая из почерневшего железа дверь неожиданно легко описала в воздухе полукруг и с протяжным дребезгом встала на место. Из-за створки донесся приглушенный щелчок закрывшегося замка, породивший чуть слышное эхо на всех этажах замка — от подвалов до верхних сторожевых площадок и вращающихся на вершинах башен флюгеров.

— Вот и все, — Бланка де Транкавель аккуратно пристроила медную лампу в неглубокой выемке кладки и изучающе посмотрела на старшего брата, в прямом смысле этих слов рухнувшего прямо на пыльные ступеньки. — Ты доволен?

— Я устал, как хромоногая гончая, весь день носившаяся по горам, — вырубленная из желтоватого гранита бесстрастная маска, обычно заменявшая Тьерри де Транкавелю лицо, вдруг раскололась, явив вполне узнаваемое выражение человека, терзаемого беспощадной головной болью. Бланка, подхватив юбки, торопливо присела позади брата и привычными, осторожными движениями пальцев начала растирать его виски, сварливо напомнив:

— Можешь как угодно относиться к отцу Ансельмо, но все же не забывай пить гадость, которую он для тебя готовит. Иначе так и будешь ходить с раскалывающейся головой. Ты меня слышишь?

— Угу, — Тьерри блаженно прикрыл глаза. — Мадам Бланка, примите мою глубочайшую и искреннюю благодарность. Без тебя это сляпанное на скорую руку представление потеряло бы весь свой блеск. Нам, конечно, неоправданно везло, и я поражаюсь, как они ничего не заподозрили… Я уже говорил тебе, что ты умница?