Когда Николай, накинув на голову черное сукно аппарата, нашел четверых клиентов в окошке объектива, то увидел, что теперь в руке каждого из них был зажат пистолет или револьвер, наведенный прямо на него.

— Товарищи, право, не понимаю, что здесь происходит? — выпростал Николай свою голову из-под сукна. — Вам что, угодно сниматься с револьверами?

Мужчины дружно рассмеялись, спрятали оружие в карманы и вразвалочку подошли к аппарату, остановились в двух шагах, а низкорослый седой обладатель великолепных вставных зубов скомандовал, подражая цирковым гимнастам:

— И-и-и раз!

Они поклонились в пояс, дружно, и было ясно, что этот шутовской поклон был у них тщательно отрепетирован, — уж больно славно все получилось.

— Будь здрав, царь ты государь наш православный, Николай Александрович! Многие тебе лета! — вместе с перегаром выдохнул прекраснозубый. — Пришли к тебе не ради забавы, а токмо одного почтения для, смиренные и склоняемые пред тобой. Не гони, а разреши слово молвить!

Николай, сохраняя самообладание, готовый в жизни, которую сам для себя избрал, ко всяким неожиданностям, спокойно сказал:

— Граждане, вижу, актеры? Им угодно пошутить? Так и ступали бы на сцену, господа. В Театре «Буфф» сегодня дается какой-то водевиль.

— Андрюха! Ванька! А ну, тикать отсюда в предбанник! — вдруг взвизгнул низкорослый, толкая обеими руками двух своих товарищей, способных, судя по их могучим фигурам, свернуть ему шею безо всякого труда и зазрения совести.

Когда два странных клиента ушли, безропотно повиновавшись приказу, Николай сказал:

— Ну, а теперь-то, товарищи, мне кто-нибудь объяснит, в чем дело? Ваше странное обращение ко мне, скорее всего, связано с тем, что я ношу фамилию Романов?

Низкорослый, меняя свой прежний фатовской тон на какой-то сумрачный, ответил:

— Не только с этим, почтенный гражданин Романов, не только. Но давайте сядем. Нам так покойней будет вести беседу…

Все трое присели на диванчик рядом с античной тумбой, на капитель которой оба визитера тотчас принялись сбрасывать пепел со своих зажженных папирос.

— Позвольте же нам наконец представиться, — как-то неожиданно резко вскочил с места низкорослый, протягивая руку. Николай поднялся тоже, пожал протянутую руку, а визитер, по-гусарски коротко поклонившись, сказал: Штильман, имею честь! А вот это мой старый друг, Барковский, так что мы в паре вроде Гоги и Магоги, Розенкранца и Гильденстерна, — принимайте!

И Штильман, перегибаясь, захохотал, указывая рукой на своего угрюмого товарища, имевшего очень короткий, вздернутый нос, но выдающуюся вперед лошадиную челюсть.