— Хорошо играете… — сказал он, медленно и важно извлекая из широченных галифе нарядный портсигар.

— Серьезно? — небрежно спросила Ольга. — Мне это очень приятно слышать. — Она глянула на военного чуть искоса, потому что весь его облик, табачный запах, исходящий от его одежды, голос, густой, уверенный, притягивал все её естество, не желающее вдаваться в особенности, мелочи, в звания и чины. Десять лет назад, в тринадцатом году, она уже забыла, кем является её отец, и флотский лейтенант был первым, кому старшая великая княжна пообещала многое. Теперь же перед ней стоял мужчина, очень походивший на её первого избранника, но только его плечи не были украшены погонами.

— Я, простите, первый раз в "Пале Рояле", — проводя рукой по пышным усам, говорил военный, — но скажу вам определенно — если бы здесь не было вашей музыки, то хоть бегом беги из зала. Украсили картину, честное слово…

— А вы что же, так музыку глубоко понимаете?

— Не знаю, как уж глубоко, но говорю вам со всей определенностью: убежал бы после десяти минут просмотра — факт, — и зачем-то вынул из нагрудного кармана увесистые часы с цепочкой.

Никто из мужчин, кто пытался после сеанса проводить её, заговорить со строгой, надменной девушкой, не говорил Ольге, что её игра прекрасна, но теперь свершилось — в ней угадали ту, которая играла, вкладывая всю себя, раскрывалась в музыке, в то же время опасаясь, что кто-нибудь почувствует, увидит её сердечную наготу, станет глумиться над ней.

— А вы что же, офицер? — спросила она.

— Не офицер, а красный командир. Вы что же, в знаках отличия не разбираетесь? — спросил и щелкнул ногтем по петлице, на которой красовались четыре ромба.

— Увы.

— Я — командир дивизии, комдив, короче, — сказал мужчина, видно, очень довольный самим собой.

Ольга только малой частичкой своего сознания откликнулась на это сообщение: "Красный командир, наверно, большевик, воевал против Деникина, Юденича…" Но тут же большая часть её природы отозвалась приятием: "Так молод, а уже командует дивизией. Сразу видно, смелый, умный…"

— Вы что же, барышня, не замужем? — и посмотрел с надеждой, закручивая кончик уса.

— Нет, этими заботами ещё не успела обременить себя, — засовывая руки в муфту, уже на улице сказала Ольга и тут спросила, удивляясь собственной смелости: — А вы… женаты?

— Холост. Впрочем, когда-то был женат, давно…

Они помолчали. Он, только что вернувшийся в Петроград, где когда-то был рабочим, с нервами, измотанными непрестанными боями, водкой, расстрелами врагов, дурацкими приказами начальства, грязным развратом в отбитых у белых деревнях, предательством друзей и многих походных жен, видел в Ольге едва ли не икону, образ чистоты и непорочности, чувствуя своим мужским чутьем в этой не юной девушке совершенную невинность.