Предупрежденные отважным разведчиком, мы готовы были отбить врага. После выстрела в темном воздухе оставался на какое-то время бледный след, по которому можно выследить в темноте стрелявшего. Несколько раз я ощущал, как вдоль рукава моего проходит, совсем близко, смертоносный луч; неприятное чувство – жар и щекотка одновременно, как от легкого удара током. Не знаю, скольких я скосил ответным огнем.
Дикие вопли то приближались, то удалялись. Рассвет явил весь ужас ночной битвы. Вдруг, как будто по мановению театрального дирижера, сменилась декорация, и на сцену выступил свет. Побледнели вспышки бластеров, бывшие ослепительными в ночи; везде в “живописном” беспорядке лежали тела варварских воинов. Одни как будто продолжали бежать, впиваясь зубами в оружие свое или же в одежду, другие хватались пальцами за землю и пытались закопаться в нее. Иные лежали покойно, глядя в небо, другие застыли оскаленные… Но ни один из них не переступил зловещего круга – все так и остались за его пределами.
Наши потери исчислялись двумя солдатами. Князь Мшинский был легко ранен, а большинство из наших просто устали и ничего так не хотели, как заснуть.
Отрядив вверенных мне солдат закопать тела павших, я осмотрел бивуак. Мне чрезвычайно хотелось отыскать нашего спасителя и переброситься с ним парой слов, но, как назло, прапорщик Мокрушин исчез бесследно. Сколько я ни осматривался, сколько ни расспрашивал солдат – никаких признаков, как будто он и не появлялся перед нами. Я подумал было, что разведчик скрылся, по своему обыкновению, незаметно, и подивился его умелости.
– Хорошо бы передать командованию, что Мокрушину мы обязаны жизнью и молодца следует представить к награде, – сказал я между прочим ротмистру Алтынаеву, когда мы наконец расположились на отдых.
– Сие будет затруднительно, – отвечал Алтынаев негромко и задумчиво.
– Право, отчего?
– Видите ли, корнет… – Алтынаев взял меня за руку и, крепко сжав ее, продолжил странным тоном: – Видите ли, я знавал Мокрушина и даже знаком с его матушкой. Так вот, мне доподлинно известно, что месяц назад егерский прапорщик Мокрушин… был убит.
Послесловие
Послесловие
Чрезвычайно досадно мне, что Хорхе Луис Борхес уже умер. Потому что, будь он жив и все еще охоч до приключений ума, можно было бы, наверное, как-то уговорить его написать вместо меня это послесловие, а еще лучше – не послесловие, а просто рассказ о молодом русском офицере, который жил в середине девятнадцатого века, видел тревожные и захватывающие сны о чужих планетах и космических экипажах, наяву записывал их, как умел, а близкие друзья, допущенные до заветных тетрадей, никак не могли взять в толк – что за чушь он городит?! Полковая жизнь, кто бы спорил, описана превосходно, и характеры отменные, и истории жизненные, но где происходит дело, на какой такой “планете К.”? Написал бы: “В уездном городе К.”, и все сразу встало бы на место. Совсем свихнулся вдали от столицы, а жаль, славный малый, хороший товарищ.