— Да, вот еще что, — сказал Эрнан после минутного молчания. — У меня к тебе одна просьба, Филипп.

— Какая?

— Отпусти со мной Монтини.

— Монтини? — Филипп оживился, но его взгляд не предвещал ничего хорошего. — Зачем он тебе?

— Во-первых, он смышленый парень. Да и вообще, человек явно незаурядный, если такая исключительная женщина, как Бланка, любила его.

В глазах Филиппа сверкнули молнии.

— Она не любила его! — категорически возразил он. — Я единственный.

Гастон и Симон обменялись насмешливыми взглядами.

— Черт тебя дери! — добродушно ухмыльнулся Эрнан. — Это, между прочим, еще одна причина, почему я хочу взять его с собой.

Филипп в смятении захлопал ресницами.

— Я не собираюсь причинять ему… Я не сделаю с ним ничего плохого.

— Ну да, конечно. Только и того, что больше месяца держишь его под арестом. В конце концов, ты доведешь бедного парня до помешательства. Он даже спит, как на иголках, ежеминутно вздрагивает при малейшем шуме, боится, что это ты явился самолично расквитаться с ним за ту прогулку нагишом по коридору. И его страхи не напрасны. У тебя аж руки чешутся прикончить его или, по меньшей мере, избить до полусмерти. Если бы не мы с Бланкой… Э-э, что и говорить! Пусть он поедет со мной — вдали друг от друга вы, надеюсь, чуток поостынете. Ну как, идет?

Филипп вздохнул:

— Да ладно уж, бери его с собой. На кой черт он мне сдался!

Гастон невесть почему захихикал, а кошка Марция, убедившись, что Шатофьер не буйствует, выбралась из-под дивана и возвратилась к Симону на колени.

Эрнан бегло оценил позицию на шахматной доске. Филипп играл белыми, но его положение было безнадежным.

— Что-то не видно здесь руки Бланки, — заметил он. — Кстати, а она где?

— У себя, — ответил Гастон. — С ней лекарь.

— Лекарь? — всполошился Эрнан. — Она заболела?

— Да нет, не беспокойся. Просто с утра ее затошнило. Филипп подозревает, что она беременна.