Интересно, думала она, когда это он успел снять с руки золотое обручальное кольцо? Только сегодня или все-таки раньше? До этого ей и в голову не приходило проверить, носит ли он это кольцо. Рука у него была смуглой и сильной, с ухоженными ногтями; на такую руку приятно было смотреть, приятно чувствовать ее теплое пожатие.

— Пьера… о господи! — прошептал он, и она почувствовала — с тревогой и радостью, — что он весь дрожит. Он выпустил ее руку и несколько раз прошелся по комнате. — Я напишу твоему отцу! — сказал он ей почему-то угрожающим тоном.

— Ну конечно. И я тоже.

— Ведь у меня есть малыш…

— Нуда, и я с ним хорошо знакома!

— К тому же мне скоро сорок! — сказал он, заглядывая ей в лицо.

— Тридцать восемь, — возразила она.

Это отрезвило его.

— И все равно, это вряд ли понравится графу Вальторскару, — сказал он, хотя уже значительно спокойнее. — Тебе ведь только семнадцать.

— Моей матери тоже было семнадцать, когда они с отцом поженились. А ему было тридцать три. Да и вообще папе почти всегда нравится то, что я делаю.

— Но его, конечно же, не обрадует то, что он может потерять тебя, Пьера.

— Но… мы же будем иногда приезжать, правда? К нам, в Малафрену? — На этот раз смутилась она.

— Конечно, будем!

— Ну, тогда все в порядке. — И печаль Пьеры улетучилась без следа. Слово «потерять» ранило ее сердечко, как острый нож, но боль она чувствовала лишь мгновение: потерять отца, потерять озеро, дом, лестницу с толстыми купидонами… нет, это совершенно невозможно! Конечно же, она будет часто приезжать домой! Ей совсем необязательно постоянно жить здесь, в долине. И она решила больше об этом не думать.

А Дживан Косте, перестав наконец метаться по комнате, думал о том, что бы такое еще теперь сказать Пьере, какое еще препятствие нарисовать для нее, хотя вступить с нею в брак он сейчас хотел больше всего на свете. Пьера ободряюще улыбнулась ему. Ей было искренне его жаль и совсем не хотелось смотреть, как он мучается. Он был в эти минуты очень красив — гордая посадка головы, суровое смуглое лицо… Увидев, как ласково она ему улыбается, он сглотнул комок в горле, но так ничего и не сумел ей сказать.

— Я думал… может быть, к следующему Рождеству мы смогли бы… — с трудом выговорил он.

— Только к следующему Рождеству?

— Твой отец наверняка захочет, чтобы ты доучилась этот год в монастыре Святой Урсулы. И потом, год — это… соответствует нашим обычаям… собственно, даже меньше, чем год…

— Десять месяцев, — мечтательно сказала она, разглядывая свои руки.

— Может быть, это слишком скоро?