– Ну что, милорд, – обратился Басманов-младший к английскому послу, – вот и довелось тебе лицезреть на сем позорном месте голову врага твоего кровного, как и обещано было отцом моим и Малютой Скуратовым. Мы слов на ветер не бросаем и для союзников своих что хочешь сделаем. Ну, а злодеи, супротив государя замыслить осмелившиеся, вот здесь свое существование поганое и оканчивают. Вот они – бояре, еще вчера гордые и знатные, сегодня вверх ногами, как мешки с дерьмом, висят, а из голов их отсеченных воронье глаза выклевывает. А вон среди них и разбойник известный, прозванный Чумой, находится. Так что мы, царевы опричники, не зря свой хлеб едим, на службе государевой живота не щадим. (Посол, не подав виду, усмехнулся про себя этой фразе, поскольку перестаравшийся при излечении от похмелья толмач, едва ворочающий языком и мозгами, перевел слово «живот» не как «жизнь», а как «брюхо».) Плоды усердия нашего на благо Государства Российского перед тобой сейчас находятся. И так будет с каждым, кто на царя и отечество руку поднять попытается!

Произносивший эту напыщенную речь Басманов-младший и в страшном сне предположить не мог, что в самом скором времени гордый царской милостью и знатный многочисленными предками боярин Басманов – его отец – окончит дни свои на том самом позорном месте, где сейчас стоял он подбоченясь, оскорбляя прах убиенных, ощущая себя выше всех жалких людишек, населявших землю Русскую, находившихся в безраздельной власти его самого и дружков-опричников.

Англичанин некоторое время стоял молча, пристально взирая на голову своего врага, затем отвернулся, произнес какую-то резкую и суровую латинскую фразу, которую толмач не понял и не перевел, и направился к карете, как бы окончательно стряхивая с себя прошлое, устремляя помыслы свои лишь в будущее.

У самой дверцы кареты англичанин внезапно остановился, подождал, когда к нему подойдет руководивший движением кортежа Басманов-младший, вытащил из-за пазухи небольшой пергамент, протянул его опричнику. Басманов развернул короткий свиток, с изумлением прочел:

«Повелеваю немедля покинуть град столичный через заставу северную со всем скарбом соответствующим».

Внизу стояла хорошо знакомая Басманову подпись человека, любящего таинственность и часто дающего неожиданные и непонятные другим приказы, и не терпящего даже малейшего ослушания: «Малюта Скуратов».

– Так нас же отряд сопровождения на другой заставе поджидает… – растерянно произнес Басманов-младший, но, чуть подумав, нашел, как ему показалось, приемлемое объяснение: – Это, наверное, из-за вчерашней гибели Хлопуни со товарищи, которые нас прикрывать тайно в пути должны были?