– ...Тюрьма в Октогоне обезлюдела. Собаки перебиты, тюремщики перерезаны...
– Бунт? – нахмурился великий логофет. – Побег?
– Ни то, ни другое. Логофет претория[59] докладывает, что все узники на месте. Тюремщики заколоты прямо во дворе, там же стояли кувшины с недопитым вином...
– Пьяная драка? – просветлел великий логофет.
– Это вряд ли. Собак постреляли из луков, со стены. Получается, что кто-то проник в Октогон и расправился с тюремщиками...
– Нет-нет, – замотал головой великий логофет. – Случилась пьяная драка. Ведь это доказано? – Он посмотрел в глаза эпарху с настоянием.
– Ну, разумеется, – понятливо усмехнулся эпарх. – Чего только не бывает от винных паров, а эти тюремщики пили, как варвары, не мешая крепкое хиосское с водой, и меры не знали...
– Вот и результат, – подвел черту великий логофет.
– Есть вести куда более тревожные, – понизил голос эпарх. – Кто-то из твоих приближенных, сиятельный, мутит «Зеленых»...
Великий логофет не побледнел даже, а посерел. – Этого... быть не может... – еле выговорил он.
– Еще как может... – притворно вздохнул эпарх. – Мои люди схватили двоих, и у обоих дома обнаружились целые арсеналы. А кроме оружия – чистые листы пергамена с готовыми свинцовыми печатями от твоего ведомства, сиятельный...
– Ты же не думаешь... – прохрипел великий логофет.
– Как можно, сиятельный, – тонко улыбнулся эпарх. – Но кто мог иметь доступ?
– Не время говорить... – слабым голосом сказал логофет.
– Боюсь, как бы не было поздно...
– Все так серьезно? Тогда... Тогда это либо Ираклий Кириот, патрикий, либо Евсевий Вотаниат, магистр... Кто-то из них, больше некому...
«Ага... – подумал Олег, напряженно разбирая слова, произнесенные тихими, задавленными голосами. – Я еще и в какую-то интригу вляпался, оказывается! Чем дальше, тем интересней...»
Тут гул толпы перешел в рев – базилевс дал знак особому сановнику, и тот обронил на арену платок. Игрища начались.
Взревели трубы, перекрывая людской гомон, распахнулись ворота, и на арену, покрытую благовонной пылью, выехали колесницы, отделанные золотом, сбруя коней, запряженных четверками, просто искрилась и переливалась драгоценными каменьями.
Возницы и сами выглядели по-царски. Разодетые в пух и прах, увешанные блестящими цацками, они гордо стояли на колесницах, правя упряжками. Вдобавок ко всему, на колесницах тряслись и качались арочки и столбики, плетенные из лозы и еле удерживающие пухлые гирлянды цветов, охапки цветов, целые цветочные копны.