— Видимо, права поговорка, господин майор, — усмехнулся я, — что у страха глаза велики.
— Цесарцы говорили, — заметил Антоненко, — что в глазах труса, один враг превращается в десятерых.
— Они не трусы, — возразил я, — красномундирники, в смысле. Не смотря на то, что бежали с поля боя.
— Отчего ты так думаешь? — удивился Зенцов. — По мне, так это как раз и доказывает их трусость.
— Да и не бежали они, — заявил Острожанин, — а отступили, хоть и довольно быстро. В полном порядке и под барабаны, как положено. Я так думаю, их командир нас испугался, подумал, услышав, как идём, с барабанами и развёрнутыми знамёнами, что тут целый полк к казакам на подмогу прибыл.
— На то и расчёт был, — усмехнулся майор Губанов и обратился к войсковому старшине, который следил за тем, как наш батальонный лекарь и фельдшера пользовали вместе со знающими казаками раненных: — Ваши казаки, старшина, смогут пройти до нашей колонны?
— Вполне, господин майор, — ответил тот, чистя саблю о мундир какого-то американского кавалериста. — Но прежде надо с телами разобраться. Нельзя же вот так и бросить здесь, не по-христиански.
— Тут думать нечего, войсковой старшина, — сказал Губанов. — Сложим тела ваших казаков в один дом, а трупы британцев и бостонцев — в другой, и сожжём. Могилы копать некогда. Враг может вернуться с превосходящими силами.
— Ну, не знаю, — замялся Смолокуров, даже саблю опустил, — не по-христиански это, вашскабродь, нельзя так. Ладно этих, — казак указал саблей на труп британского уоррант-офицера, — но моих казачков…
— Иначе поступить не можем, — покачал головой Губанов. — Времени на это нет. Когда вернёмся на родину, поставим по свечке за каждого погибшего казака и службу закажем такую, что надолго запомнят они их.
— Ох, неладно это, неладно, — тяжко вздохнул Смолокуров. — Но делать нечего, видать, Господь так положил.
Сложив тела в красных мундирах и казачьих кафтанах в два дома, мы обложили их хворостом, благо, его хватало, даже заборы в дело пошли, и подожгли. Жара стояла который уже день по счёту и хворост вспыхнул одним махом, пламя объяло дома, полыхнуло так, что стоять можно было не ближе чем в двух десятках саженей. Дожидаться, пока сгорят дома, мы не стали, времени не было. Постояли несколько минут и батальон вместе с казаками, многих из которых приходилось тащить на импровизированных носилках, выдвинулся в обратную дорогу.