— Мой гросс-адмирал, вас просят зайти в радиорубку школы, чтобы установить связь со ставкой фюрера, — с удушающей хрипотцой отставного подводника проговорил Наубе.

— Что там еще, якорь им всем в брюхо?!

— Мне почему-то кажется, что они наконец-то решились передать всю полноту власти в рейхе вам, мой гросс-адмирал. — Несмотря на то что время от времени Дениц болезненно реагировал на это обращение своего адъютанта — «мой гросс-адмирал», особенно когда оно звучало в присутствии кого-то из высоких вермахтовских чинов, теперь главком не обратил на него никакого внимания. Впрочем, в последнее время «фюрер подводных лодок» научился не замечать многое из того, что еще недавно основательно раздражало его.

— Вопрос в том, хочу ли я принимать на себя это бремя, — медленно, устало выбирался из глубокого кожаного кресла Дениц.

— Даже если это бремя главы государства?! — не поверил ему адъютант, всегда мечтавший о том, чтобы не по-флотски напыщенное «мой гросс-адмирал» он, наконец, мог заменить скромным обращением: «мой гросс-фюрер». Причем именно таким — «мой гросс-фюрер!» — Простите, мой гросс-адмирал, но это тот случай, когда даже вы можете показаться неправым. Хотя обычно я это исключаю.

Начальник радиостанции встретил его у входа в радиорубку,

— Я поздравляю вас с новым назначением, господин гросс-адмирал, — стоял он, неестественно вытянувшись, и дрожащей рукой протягивал Деницу радиограмму.

— С каким еще назначением? — подозрительно поморщился гросс-адмирал.

— Самым высоким: вы теперь наш фюрер, я так полагаю.

«Гросс-адмиралу Деницу, — прочел главком кригсмарине. — На место рейхсмаршала Германа Геринга фюрер назначает вас, господин гросс-адмирал, своим преемником. Письменные полномочия уже посланы. Борман. Геббельс».

— Больше никаких радиограмм из Берлина не поступало? — поинтересовался он у начальника радиостанции.

— Никак нет, господин гросс-адмирал.

— Из Берлина, из ставки, в радиопередачах вражеских радиостанций — ничего такого?…

Деница интересовало сейчас именно то, что предательски недоговаривали Борман и Дениц: жив ли фюрер? Но поскольку речь шла о жизни и смерти Гитлера, то он не решался так прямо и сформулировать свой вопрос. Свое неожиданное восхождение в канцлеры гросс-адмирал воспринял без особого энтузиазма. Он всегда считал себя военным моряком, флотоводцем, поэтому сейчас у него было такое ощущение, что политики, приведшие германский народ к катастрофе, попросту хотят прикрыться его именем, чтобы потом взвалить на него всю вину за позорную капитуляцию рейха.

— Возьмите, Наубе, карандаш, и давайте будем сочинять.