– Они должны встретиться, – сказал он. Впрочем, он был не уверен, что слово «должны» здесь уместно.

Летиция замотала головой.

– Они слишком неравны. Я боюсь этого. Тиб теперь пишет статьи для «Акты диурны». У него отлично получается.

Да, Тиберий не обделен талантами. Из него выйдет поэт или певец. Возможно, художник. Как минимум – прекрасный репортер. Уже сейчас он сочиняет бойко, а порой даже блистательно. В будущем Постум мог бы ввести его в состав совета директоров «Акты диурны». Но император из Тиберия не получится. И это хорошо. Элий намеренно позволил Летиции избаловать младшего сына. Для безопасности. Чтобы младший никогда не смел и помыслить о том, что может встать во главе Империи.

Элий вспомнил почему-то, как нашел среди рисунков пятилетнего Тиба один совершенно удивительный – красное небо, храм, распадающийся на куски, накрененные статуи. Элий привел Тиба в большую базилику и показал огромное, висящее в атрии полотно. Алое небо, черный пепел… «Последний день Помпеи»… Тиб долго смотрел, потрясенный. А потом сказал: «Мы так и живем. Завтра наши дома упадут, небо станет красным». – «Ты прежде видел эту картину?» – спросил Элий. – «Нет, никогда… Но мне сейчас кажется, что я ее придумал». – «Ты хочешь стать художником?» – спросил Элий. – «Хочу», – ответил Тиберий.

– Я видела будущее, видела их встречу. Пока они не встретились, Постум может рисковать, – шептала Летиция.

Элий нахмурился. Ему не нравилась легкомысленность Летиции. Уж больно она полагается на свой дар. Он и сам когда-то слишком доверял желанию, что выиграл для него Вер. А к чему это привело? К Нисибису, к изгнанию, к нечеловеческим пыткам Всеслава. Человек не может быть уверен ни в чем. В отличие от бога.

– Знаешь, Корд доверил мне самолет– разведчик. Мне нравится летать, – рассказывала Летиция. Ее наигранно-веселый тон казался все более фальшивым. Что она скрывает?

– Значит, ты летаешь на самолете? – Он тоже пытался беззаботно подтрунивать и шутить. Но смятение все возрастало.

– На чем же еще?

Она забыла, что когда-то могла летать сама, как гений. Но эта способность, как и память о тех полетах, к ней не вернулась. А он боялся подсказать: ведь это будет нашептанный, а не идущий изнутри дар. Вдруг она взлетит, а потом усомнится, растеряется и ухнет вниз.

Желание лететь… Ведь он всегда мечтал о полете. Он даже бился насмерть за право взлететь. В том поединке, когда он хотел отдать этот дар людям, Хлор отрубил ему ноги. Как все сходится – разные тропинки сливаются в одну дорогу. Но куда? Куда она ведет? Он потер ладонью грудь: тревога была уже физически ощутима.