Пока личный состав — без малого три сотни душ — оправлялся, наматывал портянки, натягивал сапоги и подгонял амуницию, Часов расспросил обоих ротных командиров о состоянии присланных в полк подразделений. По их рассказу получалось, что народ обстрелянный, техника в исправности, машины заправлены, опасного боекомплекта не имеется.

— Не так уж плохо, я ждал чего-нибудь хуже, — вздохнул Алексей с некоторым облегчением, объяснил обоим капитанам задачу на марш, и вдруг вспомнил: — Командарм обещал выделить штабную машину, радио, медпункт и солдатиков для тыловых работ.

— Есть такое, только все в один «студебеккер» помещается, — Шабрин оглушительно заржал. — Стол для начальника штаба, рация с радистом, хирург-пацан младший лейтенант, бабуля-санитарка и два мешка лекарств. А в придачу — отделение стариков-нестроевых.

Часову оставалось лишь повторить, что могло быть хуже.

Моторы на морозе заводились неохотно, особенно у колесной техники. В отведенные Макаренкой полчаса они, конечно, не уложились, но остальные тоже не были готовы. Длинная колонна грузовиков, бронемашин и танков покинула гарнизон лишь за час до полуночи. Леха собирался ехать в грузовике, чтобы поговорить с новыми подчиненными, однако Павлов позвал его в свой автобус.

Командарм и начальник штаба подарили пару петлиц с тремя шпалами на каждой, после чего дотошно расспросили его о составе, подготовке и боевом пути полка, попутно проэкзаменовав самого Часова. Генералы со знанием дела выясняли, как он действовал в разных сложных ситуациях, как оценивает противника и боевые действия минувшей кампании.

— Говорите, не тот стал немец? — задумчиво переспросил Макаренко. — Мы на Северо-Западном тоже так думали. В наступлении фрицы уже не проявляют былой настырности, но в обороне дерутся как звери. В августе мой корпус наступал на узком участке, шесть полков в первом эшелоне, каждому по танковой роте придал. Все коробочки сгорели, а вклинились — чуть.

— Сколько стволов артиллерии стянули на километр фронта? — поинтересовался Часов, не сомневаясь в ответе.

— Сколько смогли — два десятка.

— Потому и не продвинулись, — проворчал подполковник. — Надо было всю артиллерию и все танки ввести на участке одной дивизии, а не размазывать по фронтам.

Павлов согласился, что надо смелее маневрировать огнем и колесами, приведя в пример свою 60-ю армию в Палестине. Фон Роммель рвался к Амману, чтобы оседлать шоссе, ведущее в тыл советской группировки. Он не предусмотрел, что советское командование может действовать решительно, и был наказан за этот просчет. Павлов оставил возле Иерусалима минимальные силы, а все танки и стрелковую дивизию на грузовиках отправил по тому самому шоссе, на которое положил глаз «Лис пустыни». Дорога оказалась палкой о двух концах, и на рассвете на фланге немецкого корпуса внезапно появились две сотни Т-34 и пять тысяч штыков. К полудню англичане тоже пошли в наступление, и Роммель бежал без оглядки три дня, бросив всю тяжелую технику.