— Немедленно садимся!!! — заорал Трухин, распахнув форточку, загораживающую пилотскую кабину.

— Товарищ генерал, все нормально, уйдем! — не оборачиваясь ответил пилот.

— Садись, Я ТЕБЕ ПРИКАЗЫВАЮ!!! — истерически завизжал Трухин.

Пилот штабной эскадрильи, выполнявший роль извозчика для высшего комсостава, перечить не посмел. Подпрыгнув несколько раз, самолет приземлился на проселочной дороге. Летчик и пассажир выскочили из кабины и прижались к стенке придорожной канавы. Немецкий истребитель, сделав еще один заход, поджег несчастный «лимузин» и довольный, помчался хвастаться победой над русским бомбардировщиком.

— Эх, товарищ генерал… ну зачем вы так? Мы бы ушли! — вздохнул летчик. — А теперь мы бог знает где… Минск в 180 километрах… и зачем Вы меня заставили так сильно на Запад уклониться?

— Посмотри, кто там на мотоцикле едет?

Летчик, приставив ладонь ко лбу на манер козырька:

— Вроде… в сером? Это же немцы! Товарищ генерал, бегите, я Вас прик…

Выстрела в упор летчик уже не услышал. Свою пулю не услышишь никогда…

Трухин отбросил дымящийся ТК и вынул из кармана белейший батистовый носовой платок.

Когда мотоцикл подъехал поближе, Трухин гордо произнес:

— Ich — der sowjetische General. Ich habe die eilige und wichtige Mitteilung fur das Deutsche Kommando! — И продемонстрировал портфель с секретными документами.

— Sie kapitulieren? — С удивлением глядя на советского генерала, произнес сидевший в коляске немец.

— Ja, ja, naturlich! — радостно кивнул Трухин.

— Und wen er? — показывая на убитого летчика, около головы которого уже расплывалась черная лужица, спросил немец.

— Es ist der fanatische Bolschewik! — угодливо отвечал Трухин, заглядывая ему в глаза.

— Ну, мне, в общем, все ясно… — на чистом русском языке сказал немец, обращаясь к своему напарнику, сидящему за рулем. — Вася, а у нас веревочка есть?

— А как же, дядя Фима… Обязательно есть. Крепкая! — утвердительно кивнул Корж, запасливый как все бульбаши.

Трухин запрокинул голову и завыл…

Через полчаса только пилотский шлем на свежем холмике напоминал о трагедии. А июньский ветерок шаловливо раскачивал поскрипывающую под тяжелым грузом ветку старой осины…