— Боюсь! — совершенно искренне ответил Яковлев и вытер платочком пот со лба. — Кровь вы проливаете без раздумий, одна ваша децимация чего стоит! Но есть надежда, что не для пыток меня сюда привели, у вас ведь были возможности еще вчера меня арестовать и держать вместе с другими.

— Такая возможность у меня и сейчас есть, но я не стал к ней прибегать. Вы умный человек, а потому не могли не понять, что с приходом Политцентра к власти вся ваша жизнь полетит коту под хвост. Хотите узнать, что вас ждало в этом случае?

— Я буду вам признателен, — Яковлев удивленно посмотрел на ротмистра. Вот только что-то такое было во взгляде непонятное, мутное и отнюдь не банальный страх или любопытство. Так смотрят люди, которые пришли к какой-то все объясняющей мысли.

— Представим, что мое столкновение с чехами и НРА закончилось поражением моих частей. Власть Колчака низложена, но Политцентр через недельку-другую большевики пинают под зад, на всю вашу демократию они плевать хотят. Вы им не союзники, вы же интеллигенты слюнявые, коты пакостливые. Ленин про вас хорошо сказал — «они думают, что они мозг нации? Они не мозг, они дерьмо». Сказано, как припечатано. Вас не коробит?

— Отнюдь. Тем более что, по сути, верно сказано.

— Даже так?! Но вернемся к вам… Вам, любезный Павел Дмитриевич, пришлось бы бежать, устроились бы конторщиком на КВЖД, благо документики на фамилию Дунина вы себе приготовили и подвизались бы на работу в красной разведке. Дело-то житейское — кушать хочется, а коммунистам плевать на ваши революционные заслуги. Ну а в 1922 году вам бы разрешили вернуться, и вы с радостью приехали бы. Вот только большевики эсеров к тому времени изничтожать будут, как бешеных собак. Зачем им постоянный нож под боком, да и лавры победителей делить не хочется. А в застенках вы и года не протянули бы — в один прекрасный день насадили бы вас ребрами на крюк, чтоб подыхали мучительно и долго. А в газетах напечатают — так, мол и так, по приговору суда расстрелян видный колчаковский деятель, губернатор Яковлев. И рядышком ваши братья эсеры, кто вовремя не ссучился и в партию Ленина не записался, с такими же ярлыками отпетых контриков. И зачем вам было нужно Колчака свергать, непонятно…

Ермаков кривил губы, глядя на белого как снег губернатора. И чего это он так испугался, болезный, неужто поверил. Константин сразу же мысленно списал Яковлева в расход, ибо пользу такой вряд ли принесет…

— Кто вы, генерал? — Яковлев поднял глаза, и Ермаков опешил — страха в них не было, а одно жгучее любопытство.