— Почему бы и нет? — Дарник как всегда не посвящал их в подробности своего плана.

Когда из Ракитника вышло снаряженное войско и направилось прямо на солнечный восход, даже самые тугодумные воины поняли, что идут на Гребень. Все знали, что княжеский суд в Айдаре ни к чему не присудил князя Алёкму, и теперь было очевидно, что их визирь сам намерен вершить суд над обидчиком Липовского княжества.

Большое войско с тяжелым обозом, как ни старалось, двигалось медленнее былых княжеских дружин, обязательно ломались повозки, выбывали из строя люди и лошади, происходили задержки у встречных городищ и кочевий. Тем не менее четырехсотверстный путь уложился в две недели. Первый день лета застал Дарникское войско теперь уже возле правобережных укреплений Гребня. Обложив полукольцом всю главную часть большого города, неделю не давали никому ни войти туда, ни выйти. Все подходящие с юга не гребенские торговые караваны пускали на двадцать верст в обход города с непременным условием после переправы через Малый Танаис в сам Гребень не заходить. Если же в руки дозорных разъездов попадались гребенские купцы, тех нещадно грабили и лишь в самой простой одежде и пешком пропускали в городские ворота.

Окружающие Гребень селища Дарник не трогал, давая смердам спокойно заниматься своими обычными работами и не позволяя коннице топтать их посевы. К самим осадным работам тоже не приступал, запрещая воинам слишком близко подходить к стене. Несколько раз гребенские старейшины пытались вступить с ним в переговоры. Отказываясь с ними встречаться, Рыбья Кровь называл новую сумму виры князя Алёкмы: 120 тысяч дирхемов, мол, за год плата поднялась и будет подниматься и впредь.

Первоначально все четыреста взятых с собой повозок Дарнику нужны были для самого досконального грабежа окрестностей Гребня. Но уже когда подходили к враждебной столице, князь на одном из привалов услышал от одного из ромейских наемников о том, как в Индии ловят обезьян: насыпают в большую тыкву с маленьким отверстием какую-либо кашу, обезьяна засовывает туда лапку, а назад с зажатой в кулачке кашей вытащить не может. От жадности не выпускает кашу и когда к ней подходят люди.

Ну чем гребенцы со своим Алёкмой не эти жадные обезьяны, решил хазарский визирь и, дав неспешной осаде как следует вызреть, стал действовать. На десятый день стояния в пять гребенских селищ въехали восемьсот хазар, вооруженных одними палками. Смердов заставили погрузить на собственные телеги весь свой скарб и вместе с домашним скотом вывезли из селищ. Потом туда вошли липовцы с топорами, ломами и чернильными горшками, пометили чернилами все домовые срубы и принялись их аккуратно раскатывать по бревнышку, как это делают при перевозке домов на новое место. Затем все бревна погрузили на триста повозок и отвезли в сторону — и пять селищ исчезли с поверхности земли. Целыми оставили лишь десять дворищ, чьи обитатели должны были до осени следить за пшеничными полями, не давая диким животным их потравить. Князь заранее все это тщательно расписал своим подручным, поэтому исполнение вышло быстрым и слаженным.