Глотая водку, Рома чуть не поперхнулся – мультифункционал снова задергался у него на животе. Хронокорректор тоскливо посмотрел в темное небо. Не хватало еще, чтобы Рагнара, потеряв терпение, вернулась на звездолет.

– Хорошо сказали, князь, – одобрил Кондратенко и обратился к Ренненкампфу: – Я докладывал, ваше высокопревосходительство, что мои орлы пленили полковника из штаба Восьмой армии.

– Помню, – командующий кивнул. – Его сейчас в разведывательном отделе допрашивают.

– Мы его тоже наскоро допросили, – сообщил Роман Исидорович. – Так вот вспомнилось к разговору о поляках. Этот полковник богохульственно проклинал поляка, сумевшего убедить Гинденбурга и Людендорфа, что москальские дурни воевать не способны, легко их обмануть можно будет. Якобы, поддавшись его красноречию, Гинденбург бросил все силы против Самсонова, оставив против нас всего три бригады. И даже вчера, когда стало понятно, что наша армия развернулась на юг, этот польский майор каким-то образом уговорил своего командующего не отвлекаться от разгрома Второй армии.

За столом раздался дружный смех. Ренненкампф осведомился, улыбаясь:

– Короче говоря, ненависть поляка помогла нам одержать победу. Как звать этого героя? Надо будет орден ему выписать. Станислава любой степени, и даже Белого Орла не жалко.

Все снова расхохотались, и только Рома сидел с озабоченным видом. Оговорка неведомого поляка насчет «москальских дурней» показалась ему знакомой.

– Сейчас доложу, как его звали, – сказал Кондратенко, достал памятную книжку, перелистал и прочитал: – Майор Генрих Вестер.

– Какой же он поляк? – удивился Павел Карлович. – Вестер – немецкая фамилия. От слова «вест», то есть «запад». Наверное, сменил свою польскую фамилию, означавшую по-польски «запад» или что-нибудь в подобном роде.

Сидевший на другом конце стола подполковник Кульбеда, белорус по национальности, неплохо знавший польский язык, сообщил:

– Запад поляки называют «заход».

– То есть на самом деле поляка зовут Хенрик Заходовский, – негромко, только для Георгия, резюмировал Рома. – Живуч, сволочь.

– Надо пристрелить его, пока до нас не добрался, – сделал вывод Гога. – И так, чтобы наверняка, с контрольным выстрелом. Или осиновый кол в сердце вогнать.

Новая забота совершенно лишила их душевного равновесия. Лишь глубокой ночью смогли они улизнуть из деревни и подать сигнал катеру. Рагнара и Карло осыпали хронокорректоров отборной руганью далекого будущего. Пришлось признать, что европейский мат за следующие столетия совершит могучий рывок, достигнув подступов к совершенству.