Он просто там, на войне, впервые увидел СВОБОДУ — как ни странно это прозвучит. ОН ПОЧУВСТВАЛ… И ПРИНЯЛ ЕЁ. И вот это чувство, неожиданно испытанное им, когда он шел по улочке, устало закинув автомат на плечо, и вело его дальше. Он понял, что это такое.

Такого не объяснить словами. Он мог убить любого — и ему бы ничего за это не было. Он мог валяться в пыли или биться головой о чужие ворота. Он мог уехать домой или просто пострелять в прохожих. Он мог делать все что угодно. Он мог… вот это, и была она — свобода или воля. Как угодно. Он тогда с опостылевшим автоматом — внезапно почувствовал себя свободным от всего. От всех условностей и глупостей, навязываемых ему всю жизнь.

Да, его могли убить.

Но и только.

Право слово, это такая мелочь — жизнь. Она и так мало стоила. А вот его  желание… любое желание — ограничивалось только его хотением или его волей. Нет, это была не дурацкая власть над чужими жизнями. Это было бы слишком примитивно. Он впервые понял, почувствовал, что такое настоящая свобода.

Над всеми живущими в государстве незримо стоит закон. А вот над ним он был не властен. Совсем.

Нигде нельзя даже разбить бутылку. Потому что окажись в этот момент рядом человек в форме, и он может приколупаться. Ведь ты нарушил ЗАКОН. Пусть — маленькое наказание, пусть тебе только прочтут мораль или укоризненно посмотрят. Но оно возможно. И так во всем. И все об этом помнят. Просто помнят. Что так делать «низ-зя». А это уже не свобода, когда ты помнишь о наказании. Так-то.

И вот тогда, в тот самый момент он и родился или изменился… да как хотите. Но вот тогда-то человек и стал свободным. Осознал. Почувствовал. Принял.

СВОБОДНОГО — больше нельзя сделать рабом. Нельзя засунуть в любые рамки без на то его желания.

Он наконец-то на самом деле, ПОНЯЛ, что это такое — «СВОБОДА — У ТЕБЯ ВНУТРИ».

Он понял, почему запертые в монашеские кельи или сидящие за колючкой люди говорили: «Я — СВОБОДЕН!».

РАНЬШЕ ОН ЭТОГО ПРОСТО НЕ ПОНИМАЛ. А теперь понял…

Вот почему он, вернувшись в обычную жизнь так и не смог с ней смириться. И потому реально боялся пить. Когда он напивался, из него выскакивал зверь. То, чему нет названия. То, что пряталась в глубине души. Тогда он мог вернуться на войну. И запросто убить или покалечить… Нет, вовсе никакого желания покуражиться над слабыми или унизить кого-то слабее себя не было.. Нет. Тысячу раз — нет. Вовсе, даже наоборот. Он защищал. Пусть только себя… или свою честь… или своих. Но защищал. Может это его призвание. А может… — он был дурак. Дурак это ведь просто тот, кто не такой как все. Вот и все.