Вошла девушка, неся крынку молока и каравай хлеба.

— Вы уж извиняйте, товарищ москвич, разносолов у меня нет — чем богата…

Она налила в кружку молока, отрезала ломоть хлеба.

Особо есть Александр не хотел, но, учитывая обстоятельства, решил подхарчиться — ещё неизвестно, когда придётся поесть в следующий раз.

Молоко оказалось очень вкусным: густым, с толстым слоем сливок вверху, да и хлеб отличный — с хрустящей корочкой.

Александр выпил всю крынку, умял половину каравая; смахнув крошки со стола в ладонь, закинул в рот.

— А что сейчас в мире творится, где фронт?

— Отступают наши, по всем фронтам отступают. Говорят — немцы Борисов взяли и Бобруйск.

— Это далеко отсюда?

— Двести километров в сторону Москвы. Мы в немецком тылу уже.

— Немцы здесь были?

— Чего им тут, в болотах, делать? Они по дорогам прут. Я их не видела даже.

— Даст Бог — и не увидишь.

— Я комсомолка, и в Бога не верю.

— А зря! Только в него и можно верить, остальные врут.

Девушка обиженно поджала губы.

— Ну а власть у вас в районе какая-нибудь есть?

— Не знаю. Отца в армию неделю назад забрали, про Пинск не слышала ничего.

Александр сидел в полной растерянности. Ладно бы контузия была, а то ведь — сорок первый год! А может, девушка ненормальная, а он ей поверил…

— Радио работает?