— А ты как мыслишь? Зря, что ль, шептались? Эй, Шлакат! Что по сторонам смотришь? Мы здесь, здесь.

Матоня с Олелькой говорили на смеси русского и науйа, и, как ни странно, их понимали, правда, только кто сильно хотел понять.

— Да пребудет с вами милость богов, — подойдя ближе, приветствовал прохиндеев Шлакат.

— Привет и тебе. Сыграем?

— А как же!

— Ну, пошли в кусточки, там у нас уж и столик имеется…

К вечеру Шлакат проиграл все: несколько блестящих перьев, серебряную пектораль, палицу, цветастый плащ из хлопка, ну и, конечно, браслет с тремя изумрудами. Играл бы и дальше — на зерна какао, да их в качестве ставки почему-то не принимали.

Впрочем, потом смилостивились: Матоня мигнул напарнику — пошли в ход и зерна. Их Олелька сначала выиграл, а затем специально проиграл назад. Стратегия! Зачем терять клиента? После выигрыша Шлакат повеселел, а когда отыграл и палицу — совсем воспрянул духом.

— Ну, все, — прикрыл лавочку Матоня. — Везучий ты, Шлакат. Видно, благоволят тебе боги.

— Может, угостишь с выигрыша-то, а? — разулыбался Олелька.

— Не, ребята, — стражник покачал головой. — Я бы и рад, да с утра надо в Акачинанко. Понимаете — в Акачинанко?

— Акачинанко какое-то. — Олелька покачал головой. — Ну, как знаешь.

— Я обещал Аканаку, купцу, там договориться надо. Да не просто так — тайно, тайно — без меня никак Аканаку не обойтись, а я уж умею такие дела делать. Вот, к примеру, в прошлое лето…

Шильники почти ничего не поняли из его речи — слишком быстро говорил. Одно уяснили: Акачинанко, купец, тайна.

— А послушай-ка меня, Олелька, — проводив уходящего стражника взглядом, задумчиво произнес Матоня. — Шлакат-то этот про каких-то купцов талдычил. В Акачи… Амачи… В общем, куда-то с утра попрется договариваться насчет купца.

— И черт с ним, пусть договаривается, — пожал плечами Олелька. — Нам-то какое дело?

— Не скажи, парень, ой, не скажи. Есть у хозяина нашего надежные люди, да ты их знаешь. Вот бы на завтрашнюю ноченьку сговориться. Потрясли бы купчишек, а?

— Здорово б было! — одобрительно кивнул Олелька. — Давненько, дядько Матоня, мы за зипунами не хаживали! — Он с хрустом потянулся.

— Вот и я говорю. Ну, ежели с воинами сговоримся… Запомнил, как место-то называлось? Ачака… Акама… Тьфу!

— Акачинанко, дядька Матоня. — Олелька Гнус широко улыбнулся, показав крепкие белые зубы. — Крепостица такая, как раз на южной дамбе.