Светлый фон

Трофим улыбнулся. Тут Тит не очень-то и соврал. Амар и Юлхуш близнецами не были, но сходны обликом были чрезвычайно. Впервые увидев их, Трофим подумал, не братья ли? Оказалось не браться, но анды — по-ихнему — побратимы… Амар как-то сказал ему об этом и сразу же пожалел, что сказал. Трофим уважал его просьбу и хранил секрет.

— …И учитель ваш, Несторий, ересиархом был… — продолжал бубнить Тит, пытаясь ткнуть в Амара обвиняющим перстом, который по усталости выписывал в воздухе замысловатые загогулины.

— И в чем же его ересь была? — поинтересовался Амар.

Тит с ответом запнулся.

— О том отцы церкви ведают, — наконец выдал он.

— Отцы!.. — фыркнул Амар. — Отцы тоже люди, ошибаться могут. Ты своей головой думай. Своими глазами смотри.

— А я и смотрю… — кивнул Тит. — И что вижу? Вместо сердобольного христианина, мне, солнцем палимому, воды подносящего, вижу тебя… И кто только назначил тебя сегодня водоносом контубернии…

— Ну, раз ты такие уже длинные речи выдаешь, значит, отдышался, — сказал Амар. — Теперь и поить можно.

— Давай! — вскинул руку Тит.

— А нету. — Амар хлопнул рукой по бурдюку, чтобы показать, что тот пуст. — Еще после метания дротиков все выдули… Надо до казармы идти.

Улеб откинул голову назад, и не стесняясь, захохотал. Остальные тоже прыснули. Тит выхватил у Амара бурдюк, вытащил пробку, перевернул и, открыв рот, начал трясти. Из горлышка выкатились две неторопливые тягучие капли, которые исчезли в Титовом чреве, как в засушливой пустыне. Тит умоляюще обвел всех взглядом, особо остановился на Трофиме, на поясе у которого висела маленькая тыквенная фляжка. Трофим развел руками и перевернул фляжку, мол, — и здесь ничего. На этом последние надежды Тита истаяли, он накрыл лицо бурдюком и навзничь повалился обратно на свой щит.

— Братия мои, — сказал он через некоторое время, не выглядывая из-под бурдюка, — Бог свидетель, истинно люблю вас, и благодарен, что ждали, пока злокозненный и жестоковыйный Плотин гонял меня по плацу, аки первогодка. Но если бы кто из вас догадался не просто сидеть сиднем, а принес бы за это время воды… О! Тогда и назвать вас остромыслыми не было бы грехом против правды…

— Ишь, заворачивает, — подал голос Фока. — Значит, и правда отошел. Нашему Титу бы не в войско, а на форум, народу вещать. А правда, Тит, — повернулся он к страдальцу, и приподняв бурдюк, спросил: — Зачем ты вообще пошел в воины?

— У тебя даже уши для этого не подходят, — добавил Юлхуш. — На них с трудом садится шлем.

— Оставь уши в покое, — отбил Тит. — У меня истинные ромейские уши.