– Не хочу, чтобы они видели мое лицо, – сказал воин, но шлем снял.

– Сомневаюсь, что тебя кто-то узнает с бородой. К тому же шрам этот...

– Александр узнал бы сразу. Да и Леосфен меня знает.

– Ладно, то все мелочи, – раздраженно сказал царь, – что ты думаешь о происходящем?

– Ты так и не сказал, о чем собирался договариваться с Харидемом.

– Какое это теперь имеет значение?

– Мне просто интересно.

– Я рассчитывал, что старый лис, оценив обстановку, сам переметнется. Это вполне в его духе. Он не дурак, должен понимать, что если пангейские рудники окажутся под Афинами – он с того разве что лавровый венок поимеет. Он столько лет служил моему отцу и брату. Неспроста, я ведь знаю. Видел перед глазами пример Ификрата: как бы не был прославлен афинский стратег, малейшая неудача и отношение толпы мигом переменится на противоположное. Я собирался напомнить ему, какое положение он имел при дворе царя одрисов. Если бы не козни Афин... А еще он, вообще-то, мой зять. Хотя Бития давно уже умерла, и он женился на другой, я все равно считаю его своим зятем. Знаю, он любил ее, хотя Керсоблепт устроил этот брак исключительно по расчету. А зять мой достоин зваться первым полководцем и советником.

Собеседник царя скептически фыркнул.

– Чем недоволен? – спросил Севт, – обделили тебя? Харидем за тридцать лет только Филиппу проигрывал. Больше никому. Ты какими победами похвастаться можешь? Ишь, зафыркал он.

– А ты, государь, не сердись за правду, слишком самоуверен, совсем как сын Филиппа.

– Осуждаешь меня, македонянин? – сверкнул глазами Севт.

– Нет, но помнить о том, куда самоуверенность завела Александра, не повредит.

– Разве я лезу на стены, бездумно и безоглядно размахивая мечом?

Воин, названный македонянином, помолчал немного, потом сказал:

– Но ты сделал ставку на одного человека, а вон оно как все обернулось... Если Харидем действительно серьезно болен и скоро умрет, придется все планы менять. Что ты намерен делать дальше?

– Ждать.

– Чего ждать?

– Когда уйдет Линкестиец.

– А если не уйдет?