На какой же улице это было? Эйсбар пошел по наитию — миновал пролесок, липовую аллею, вдоль которой стояли деревянные дачи начала века, свернул в сторону реки и уткнулся в знакомый дом: горизонтали и вертикали темного дерева, финская конструкция.

Его пустили без удивления. В доме чувствовалось смещение времени: шторы опущены, общество — человек семь, не больше — одето по-вечернему и явно готовится к ужину. Висел небольшой запах перегара, перебиваемый парами отличного коньяка, где-то в задней комнате то ли заканчивался концерт, то ли играла пластинка — звуки скрипки прерывались жидкими аплодисментами, прозвенел крик «браво!» — и все стихло. К столу вышло еще двое. Хозяйка, дама с фарфоровой кожей и упругими как у малыша-бутуза щеками, кажется, вспомнила Эйсбара, и румянец оказался ей к лицу. Кухарка внесла блюдо с птицей.

Разгар вечернего праздничного веселья виделся несколько странным в будничное утро: будто в доме часовая стрелка пущена в другую сторону. Эйсбара приняли за своего, усадили за стол, начались тосты. Эйсбар в нетерпении ерзал на стуле. Минут через десять, улучив момент, он подошел к хозяйке и, не пускаясь в долгие объяснения, поинтересовался, нет ли тут где-нибудь на антресолях господина Александриди.

— Александриди… — мечтательно повторила толстушка. — Ах, если бы! С ним очень весело! Да и с вами мы не скучали, — пропела она, глядя Эйсбару в глаза.

Он увидел, что сфокусировать взгляд она не может и пребывает, вероятно, в сладком тумане грезы. Так же чувствовал себя и ее супруг — господин чиновничьего вида с треугольной бородкой и в сюртуке. Контраст между мещанской внешностью этой пары и ухмылками разодетых бесов, которые, совершенно очевидно, правили их рассудком, был презабавнейший.

Эйсбар оставил их и прошел по задним комнатам — вдруг Жоринька где валяется. Но — нет. В кабинете крутилась под иглой патефона закончившаяся пластинка. Эйсбар машинально поставил новую. Собрался было уходить, но вдруг передумал. Решил дать себе короткую паузу: выманил фарфоровую из гостиной, затолкал в одну из спален — собственно, кто кого толкал — и позволил ей занять ее бестолковый рот хоть каким-то стоящим делом.

— Хотите, пригласим кого-нибудь из гостей? — спросила она, меланхолично улыбаясь. — Было бы неплохо.

— О, это, милая, оставим для Александриди. Мне уж теперь не до того. Но где искать оболтуса, не подскажете?

Фарфоровая, не отнимая рта, произвела пальцами пантомиму — дескать, напишу адресок. И написала, пока Эйсбар приводил в порядок костюм.

Адресок отсылал на Олений Вал. Наверное, где-то в Сокольниках. Однако длинному дню с чумными разговорами и дачными утками пора было кончаться. Хотелось домой, в свое тепло, заказать из ближайшей ресторации ужин и посидеть в тишине за куском мяса и стаканом портвейна. Пауза так пауза. Любопытный, кстати, мог бы быть драматургический ход для детективной фильмы, думал Эйсбар. Главный герой, вокруг которого множатся странности, исчезновения, убийства, последовательно игнорирует происходящее — чем больше парадоксальных ситуаций вокруг, тем отрешенней он становится, принципиально не поддаваясь намерениям судьбы затянуть его в зловещую воронку. Но каким может быть финал? Морок оказывается фикцией? Для хорошей истории — глуповато. Герой оказывается второстепенным персонажем? У него навязчивая идея, что сюжет крутится вокруг него, что именно на него покушаются, у него хотят выкрасть какой-нибудь фолиант или фильму, но это лишь мания. На самом деле он — одна из пешек в сложной партии, однако далеко не ферзь, не слон, не ладья. Детектив… Бросить все — снимать детективы. Уехать… Куда? В Крыму построили русский Холливуд. Нет, там уже наверняка слишком многолюдно. В Сибири студий нет. Лучше в Берлин — немцам понравилась «Защита…», точно дадут работу. Неужели он действительно вздумал бежать?