Светлый фон

Долгорукий провел его в гостиную.

— Присаживайтесь, уважаемый Сергей Борисович. Кресла мягки и покойны. — Долгорукий сделал приглашающий жест, но Эйсбар остался стоять посреди комнаты. Словно не замечая этого, Долгорукий разливал по бокалам коньяк. Эйсбар машинально взял бокал, залпом опустошил и не глядя поставил на низкий столик. Долгорукий бросился в кресло, зажег торшер так, что его лицо оказалось подсвечено зловещим красноватым светом, пригубил коньяк и закурил.

— Сигару?

— Вы обманули меня, князь, — глухо произнес Эйсбар. — Пленки оставались у вас.

Брови Долгорукого поползли вверх.

— Помилуйте, Сергей Борисович! Конечно, у меня! А у кого же им еще быть? Странно, что вы до сих пор этого не поняли. Я не держал вас за идиота, — сказал Долгорукий, повторяя слова Жориньки.

Эйсбар растерялся.

— Вы не только лжец, но и циник, — пробормотал он, действительно чувствуя себя идиотом.

— А вы нет? — удивился Долгорукий.

— Будьте кем хотите. Но ведь вы еще, оказывается, и экстремист! — Эйсбар обрел уверенность и начал говорить с насмешливым напором. — Русский дворянин! Аристократ! Связались с террористами, занялись подрывной деятельностью. Что вы с этого будете иметь? Никогда не поверю, что лозунги этой швали соответствуют вашим убеждениям. Вы не боитесь, что правда вылезет наружу и вам этого не простят? ТАМ не простят?

Тело Долгорукого начало вздрагивать, потом затряслось, из горла вырвался хриплый клекот, и Эйсбар с изумлением понял, что князь хохочет.

— Я… Я… Я — экс… тре… мист… Ох, не могу! — Князь хрюкал, сморкался, вытирал глаза. — Ох, насмешили, дорогой Сергей Борисович! — Долгорукий перевел дух и заговорил спокойнее: — Я такой же экстремист, как вы булочник. А вам мой совет, милейший, не лезьте, куда вам не положено. Занимайтесь политикой на экране. Это у вас получается лучше.

— Но вы передали мою съемку Георгадзе!

— Не только передал, но и придумал эту крошечную, малюю-юсенькую комбинацию. А как еще, по-вашему, мы могли выловить эту, как вы совершенно справедливо выразились, шваль, выманить ее из подполья? Агитационный киносеанс — и вот уже полторы сотни человек собираются в одном месте. Заметьте, известном мне, как сподвижнику Георгадзе, месте. Ваша съемка оказалась прекрасной наживкой. Вы славно нам помогли, Сергей Борисович. Сожалею только об одном — что больше не могу вам ничем помочь. Вы теперь персона нон грата. Находитесь в ведении жандармского управления.

— Так, значит, обыск в ателье…

— Не обыск, не обыск! — замахал руками Долгорукий. — Несостоявшийся арест! Что касается смертоубийства, которое вы допустили — или спровоцировали? — в Индии, оно так и не было предано в России огласке. И, заметьте, моими усилиями.