— Они снизили рождаемость? — спросил Брежнев.

— Если бы снизили, они ее фактически ликвидировали. Что произошло, когда все открылось… Белая Америка умылась кровью. Там и так последнее десятилетие черт-те что творилось, а тут еще это.

— Судя по твоим записям, черт-те что творилось не только у них, а почти по всему миру, — заметил он.

— Что вы хотите? — пожал я плечами. — Вся беда в перенаселении. И наиболее актуально это там, где людей и без того много. Американцы со своим лекарством опоздали.

— Не понял? — сказал Брежнев. — Ты считаешь допустимым такие приемы?

— Нужно ограничить рождаемость, — ответил я. — Не так радикально, но ограничить. Лучше насильно избавиться от лишних ртов сейчас, чем потом гибнуть всем. Для чего рождались дети в той Африке, если в мое время выживал и становился взрослым в лучшем случае только каждый пятый ребенок? Во многих странах Азии было ничуть не лучше, а ведь и у монголоидной расы свой геном. Земля не так велика, как думают некоторые, и ее ресурсы не бесконечны. А уходить нам будет некуда. Есть, правда, другие реальности, но мы вряд ли сможем в них попасть, просто не успеем.

— Но ведь ты что-то имел в виду, когда говорил о спасении мира? Пусть наша страна не развалится и вырвется вперед, вряд ли мы сможем управлять остальными.

— Можно будет попробовать, — сказал я. — Есть способы. В крайнем случае попытаемся спасти только своих. Сейчас об этом еще рано говорить. Боюсь, что такие люди, как Суслов, не только не захотят меня слушать, но сделают все, чтобы не услышали другие.

— Зря ты такого мнения о Михаиле Андреевиче, — сказал Брежнев. — Он замечательный человек и к тебе прекрасно относится.

— Я в его человеческих качествах не сомневаюсь, — сказал я. — Просто такие люди, как вы, часто переносят свои личные отношения с людьми и на то дело, которым занимаются. А вот такие, как он, четко разграничивают, что для домашнего употребления, а что для работы. Ваша позиция более приятная, его – более жизненная. Только вот на многие вещи мы с ним смотрим по-разному.

— Ваш последний разговор на него сильно подействовал, — заметил Брежнев. — Он мне сказал, что никогда не думал, что останется в памяти людей держимордой.

— Главное это не намерения, а дела, — возразил я. — В чем-то он был прав, в чем-то – нет. Я ему рассказал, что знал, захочет – сделает выводы. Только меняться в таком возрасте…

— Ты просил насчет экстерната, — сказал Брежнев. — Я поговорил с Елютиным, он не возражает.

Еще бы он возражал!

— Зря вы, Леонид Ильич, вышли на министра, — высказался я. — Мы уже с визитами к вам засветились по полной программе. Сплетен будет… Наверняка еще и Вика всем знакомым растрезвонила. И машина эта…