По воде расплывались круги, пенящимися волнами бились о берег, принося куски фанеры, но они остались здесь не от эсминца, а от затонувших чуть ранее русских аэропланов. На месте катастрофы сновали катера, подбирая спасшихся моряков. В бухте было неглубоко, в воде проступали очертания покоящегося на дне эсминца.

«Что теперь‑то делать?» – читал Мазуров немой вопрос в глазах штурмовиков.

Он отворачивался, боясь, что они могут разобрать в его глазах слово «сдаваться».

Выстроившиеся в ряд дредноуты, крейсеры и линкоры производили величественное впечатление, казались чем‑то незыблемым, кусками суши, отвалившимися от земли, или островами, на которых люди, словно в фантастическом романе, научились плавать. Но сами люди на фоне этих грандиозных сооружений были совсем крохотными, как муравьи, будто и не они построили все эти корабли, разве такие малютки способны на это, а какая‑то могучая, давно канувшая в вечность цивилизация, некогда сотворившая египетские пирамиды.

Жерла орудий щерились в небеса, высматривая на линии горизонта противника. Из труб валил дым, смешиваясь над кораблями в густое облако, чем‑то схожее с грозовым, из которого вот‑вот польет ливень. Острые форштевни вспарывали морскую воду, разрезали ее, оставляя за кормой пенный след, похожий на шрам, который быстро затягивался.

– Рюгхольд, – кричала многочисленная толпа, собравшаяся на набережной, чтобы понаблюдать за отплытием эскадры.

Лица матросов были мрачнее тучи. Они своих чувств и не скрывали. Воспоминания о Ютландской битве были слишком свежи. Они вообще вряд ли когда‑нибудь о ней забудут. Думали, что так удачно выбрались из этого пекла, и вот опять лезть в такую же заварушку, а может, и похлеще будет. Перед глазами стояли ошметки человеческих тел на развороченных после попадания тяжелых снарядов палубах, обваренные трупы в машинных отделениях, полузатопленных водой, пробоины в бортах, в которые легко въедет товарный вагон.

Почти все корабли получили повреждения, часть оставили в доках на починку, остальные залатали, как смогли, на скорую руку, пополнили экипажи теми, чьи корабли оставались возле причалов. Добровольцев‑то на такую миссию было немного, пришлось некоторым жребий тянуть, других перевели приказами. Но когда команда не слажена, когда корабль для тебя новый – ничего хорошего не жди.

Женщины опять вытащили из платяных шкафов свои лучшие наряды, толпа была яркой, пестрой, глаз уже отвык от этих красок, привыкнув к черным и серым одеждам. На изможденных лицах людей появилась радость, они знали, что моряки отправляются в трудный поход, догадывались, что к Рюгхольду движется не менее мощная эскадра и многих из этих кораблей они могут больше и не увидеть, а те, что вернутся, будут носить на себе следы разрывов, ползти еле‑еле, как умирающий, но в эти минуты так не хотелось думать об этом, хотелось обо всем забыть, кричать «Ура» и «Рюгхольд» и бросать цветы, жаль, что до кораблей их не докинуть, а в воду нельзя – плохая примета, будто ты уже похоронил этих людей и отдаешь им посмертные почести.