Если же открыть кингстоны и затопить его, русским не составит труда поднять его и восстановить. Но «Зейдлиц» не хотел умирать, даже когда на него обрушился залп всех русских дредноутов.

Бухта буквально вскипела, взорвалась вся разом, наполнилась гулом, который, отражаясь от скал, все больше усиливался, и от него должны были лопаться барабанные перепонки.

Когда осела вода, стало видно, что у «Зейдлица» вышли из строя все орудия, он полыхал от носа до кормы, металл стал мягким, башни и мачты слетели, тросы фантастически переплелись и оплавились.

Этот залп избавил Хиппера от всех сомнений. Снаряд попал в ходовую рубку, где стоял адмирал в окружении своих офицеров. Они умерли мгновенно, даже не успев понять, что произошло.

Дредноут погружался, вода переливалась через бортик, растекалась по палубе, с шипением гася языки пламени, забиралась в самые дальние уголки, где еще оставалось хоть немного воздуха, и вытесняла его.

Моряки, высадившиеся на берег, бежали прочь из бухты, оборачивались, смотрели на свой корабль.

Экипаж эсминца V‑62, увидев гибель флагмана, пошел на отчаянный и бездумный поступок, решив прорваться сквозь минное поле. Он шел красиво в это последнее сражение, развив максимальную скорость, и, казалось, летел, выпрыгивая из воды, когда на его форштевень накатывалась очередная волна.

На палубе никого не было видно, точно у него на борту и вовсе никого не осталось, и сейчас эсминец идет сам по себе, как призрак, как «Летучий голландец», потому что хочет умереть в открытом море.

Следом за ним погнались русские гидропланы, будто это брандер, нагруженный взрывчаткой, который, врезавшись в борт русского корабля, вспыхнет ослепительным пламенем, и надо любыми способами остановить его, прежде чем он успеет выполнить свою миссию.

Гидропланы его так и не догнали. Но эсминец все равно был обречен. У него была слишком большая усадка, и он в конце концов задел одну из мин. Взрыв выбросил его из воды, как выбрасывал до этого рыбу, и тогда в его днище, покрытом шершавыми наростами, стала видна огромная дыра с загнутыми внутрь иззубренными краями. Обнажившийся винт продолжал вертеться, толкая эсминец вперед, навстречу набегающей волне, в которой он должен захлебнуться. Пробоина походила на зубастую пасть какого‑то сказочного существа, которая поначалу заглатывала воздух, а потом, когда корабль осел, в нее полилась вода, заполняя трюм. Эсминец быстро погружался. Странно, что при взрыве его не раскололо на две части.

Вода с чавканьем проглотила его. На поверхность стали вырываться воздушные пузыри. Они лопались, походя на разрывы глубинных бомб.