— П…ец теперь нам, старшой. Как есть — п…ец.

Остановились у заправки — надо было заправиться, заодно и жратвы купить. Военная техника — много жрала…

Командиром национальных гвардейцев оказался совсем молодой парень. Он и предложил — за жизнь покумекать. Потому что всем понятно было — такое просто так не прокатит. Расстрелять не расстреляют, нет сейчас расстрелов. Но на пожизненку — запросто катит…

Как раз — и подошел к ОМОНовскому Тигру.

— Вы что, б…дь, охерели в атаке? — с ходу начал он.

— Базар фильтруй.

— Чего?! Ах ты…

Все вылилось в мордобой, короткий, но страшный, с кровянкой из носа, подбитыми глазами и хорошо, что без перелома костей тела. Драка за явным преимуществом закончилась победой ОМОН — в милиции рукопашка куда лучше поставлена, да и практика не в пример шире — в то время как гвардия в основном огнестрелом работает. И если бы не крик командира ОМОНа — армейских явно втоптали бы в землю…

— … Вашу мать!

Все остановились, тяжело дыша. Кто-то — вытер кровоточащий нос.

— Отстегни.

Казак, у которого были ключи от наручников, посмотрел на своих товарищей. Потом несмело шагнул вперед, отстегнул командира, быстро отшагнул в сторону. Берестянский — потер занемевшее запястье.

— Короче, так, кролики. Начал — я. У меня башню рвануло. Вы — всего лишь подумали, что совершено нападение, так? Потом — не сумели меня остановить вот и все. Я еду в Ростов, пишу повинную и пусть делают, что хотят. Судят…

— Командир, да ты сбрендил — сказал Дылда — ты чо, не помнишь, что с Будановым было.

— Плевать. Значит, так и должно быть.

— Да ни хрена так не должно быть — выругался Казак, самый младший в группе. Обычно его никто не слушал.

— Есть такой.

— Да в ж… такой закон! Братва, вы хоть въезжаете? Мы на досмотр пошли, а там — кровянка на коробочке[80]. А потом голову нашли! Я за командиром стоял, все сам видел! Голова там! С…ки! Им лекарства привезли, а они за это голову отрезали! Этой девке еще жить и жить было! Детей бы родила! Братва, да что же это такое?! Духи нас живьем режут! По закону хоть один ответил?!

— Кулаева[81] же на пожизненку закатали… — сказал кто-то.