Фон Браун считает, что следующий пуск будет успешным. У него уже четыре ракеты свалились, так и не выйдя из атмосферы. Но последняя поднялась почти на шестьдесят километров, после чего утонула в Атлантическом океане. И вот готовится пятый пуск. Предварительно он назначен на май 47-го.

И для меня ракета тоже строится. Корпус я видела, профессор Браун мне что-то вроде экскурсии организовал. Честно говоря, корпус не впечатлил. Какая-то она, моя ракета, грязно-серая. Впрочем, Браун утешил меня, сказав, что её просто ещё не покрасили. А так она белая будет. Называться же моя ракета станет «Арий».

Ещё я свой скафандр примерила. Он пока не совсем готов, но померить можно. Кстати, этот скафандр не надевают. В него залезают. Там на спине дверка есть, в неё просовываешься, после чего дверку помощник закрывает и герметизирует. Так что в одиночку такой скафандр надеть в принципе невозможно.

Спутник ещё мне Браун показал, который на орбиту вывести хочет. Больше 80 килограммов весит. Вообще-то ничего полезного этот спутник делать не умеет. Может только сигналы бессмысленные передавать. Типа «смотрите, я тут». Но сейчас это и не важно. Важен сам факт выхода в космос.

На полигоне все бегают как оглашённые. Причём не похоже, будто это они передо мной выделываются. Мне кажется, что это у них обычный режим работы такой. Спешат. Быстрее-быстрее. Никто же не знает, на какой стадии там русские. А вдруг опередят. Я тоже не знаю. А любопытно. Я когда вечером 1 января звонила товарищу Сталину поздравить его с Новым годом, аккуратно так пыталась расспросить его, как там у Королёва дела. Но неудачно. Товарищ Сталин только загадочно усмехался в трубку. Ничего я у него не узнала. Так что пришлось мне Рейнхарда целовать, проспорила я.

Мы с Рейнхардом на поцелуй спорили, узнаю я что-нибудь о русской ракетной программе у товарища Сталина или нет. Если узнаю, то Рейнхард меня поцелует. А если не узнаю, то я его. Не узнала. Пришлось целовать.

Рейнхард теперь у меня живёт. С той самой новогодней ночи. Он ко мне приехал встречать Новый, 1947-год. И остался. Я прислугу распустила, а Рейнхарду наврала, будто не знаю, где постельное бельё для гостевых спален хранится. А отпустить его зимой в три часа ночи домой я не могу. Правда, он всё порывался переночевать в кресле или в гостевой спальне на голом матрасе, но я всё-таки его к себе затащила.

Поэтому и пришлось мне поздравлять с Новым годом товарища Сталина в восемь часов вечера. Мы же с Рейнхардом заснуть смогли только в девять утра. А когда проснулись, тоже встали далеко не сразу. Вот с тех пор Рейнхард у меня и живёт.