— Э-э-эх! Не вовремя, — зло прошипел Винарский и разразился длинной тирадой. Исключительно нецензурной, обращенной неизвестно к кому.

— Ну что, выбираемся? — грустно поинтересовался Макарыч, когда командирский запал иссяк.

— Погоди-ка, Макарыч, погоди, — переведя дух, тихо ответил сержант, прильнув к панораме. — Значит, так. Ты наружу, к тридцатьчетверке дуй. А я пока тут побуду, приборы еще работают. И пулемет целый.

— Да как же…

— Это приказ, Сима, — отрезал командир. — Только автомат возьми. Может, удастся еще чуток протянуть. А я… я вас отсюда прикрывать буду. И всё, блин, не спорь. Давай. С богом.

— Ох, мать моя женщина! — прокряхтел мехвод с каким-то лихим отчаянием и, подхватив ППШ, нырнул в открытый проем переднего люка. — Ни пуха, командир!

— К черту, Сима. К черту.

Уткнувшись в прицел, сержант завертел рукоять наводки, разворачивая башню в сторону появившейся из-за домов угловатой коробки полугусеничного БТР. Пылал жаром раскаленный казенник орудия, болели обожженные руки. Однако танкист о боли не думал. Он просто делал свое дело. То, которому его учили. Лишь чертыхался с досадой об упущенных возможностях и редкостном невезении. О тех самых случайностях, которые, как всегда — неожиданно. И в самый неподходящий момент.

"От ты ж, ёшки-матрёшки! А ведь так всё хорошо начиналось!"

Действительно, до последней минуты всё шло хорошо. Не просто хорошо — замечательно. Остовы вражеских танков догорали за дальней околицей. Всего девять снарядов и такой удивительный, фантастический результат. Пять едва ли не распыленных на атомы бронированных фашистских монстров. Кому рассказать, не поверят.

Увы, всё это уже в прошлом. Будто и не было ничего.

После уничтожения пятого, и последнего, панцера Винарский решил подвести машину ближе к селу. Пару минут назад фрицы всё же сподобились организовать контратаку со стороны хутора. А еще через какое-то время сработала минная ловушка, устроенная лейтенантом в окопах. Громыхнуло там довольно серьезно — слышно было даже сквозь броню и матерчатый танкошлем. Затем от домов ударили вражеские МГ, прижимая советских бойцов к земле, не давая ответить огнем. Пришлось влепить туда четыре подряд осколочных.

Две пулеметные точки удалось подавить. Те, что на левом фланге. А потом… Потом отказало орудие. Заело накатник и, видимо, повело ствол. По крайней мере, гильзу из канала сержант выковырять так и не смог — застряла напрочь, только руки обжег.

Дальше — больше. Едва-едва успели добраться до тридцатчетверки, как заглохли моторы. Оба. Без шансов на повторный запуск. Так что теперь оставалось одно. Превратить семидесятку в неподвижную огневую точку и работать по фрицам из ДТ. Пока патроны не кончатся. Жаль только, прикрыться нечем — место голое, просматривается со всех направлений…