— Правда, поговаривают, что у герцога сложный характер, ну, так, как иначе, после такого‑то? — горничная понизила голос и шепотом договорила: — У него, говорят, первая жена красавица была, да только, не любила она его. Да… Герцог с нее разве что пылинки не сдувал — так обожал, а она с его другом сбежала, аккурат через год после свадьбы. С тех пор характер у герцога и испортился. Вот… — горничная участливо вздохнула и продолжила: — Король своим решением развод лорду Аш — Шасси дозволили, и больше о бывшей герцогине никто ничего не слышал. А теперь Его Величество изволили герцога женить, озаботились, стало быть, его судьбой, на вас‑то выбор и пал. Батюшка ваш, уж, как счастлив! Очень, говорит, род наш возвысится таким родством! А какие подарки герцог передал! С охраной везли, наши бают, больших денег стоят!

Лиза слушала восторженные речи горничной, и на душе у нее становилось все тоскливее. Только стала привыкать к новой жизни, как судьба снова сделала крутой поворот и несет ее в неизвестность.

«Ладно, — вздохнула девушка — где наша не пропадала! Попробую начать все сначала, все равно, другого выхода нет…»

Подобными фразами она подбадривала себя последние месяцы чуть ли не ежедневно. Ровно с того момента, как увидела в зеркале чужое лицо и незнакомое тело.

Лиза, до сих пор, не могла привыкнуть к своей новой внешности и, первые несколько секунд, при взгляде на себя в зеркало, повторяла, как мантру — «Это я, слегка изменившаяся, но прежняя внутри.»

Разумеется, она немного лукавила — внутри тоже были перемены, взять хотя бы память и моторику настоящей Алиссии, доставшиеся Лизе в наследство вместе с новым телом. Это было странное ощущение — чувствовать себя прежней и, тут же, «вспоминать» другую версию детства, юности и обычаев нового мира. Мира, так похожего на ее родной, и, в то же время, так разительно отличающегося. От прежней Лизы в ней остались только певческий голос и манера улыбаться. Неизвестно, почему мироздание, перенесшее ее в новое тело, оставило девушке такую память о прошлом, но Лиза была благодарна судьбе за этот подарок. Хотя, наличие вокального таланта приходилось скрывать, и весьма тщательно.

— Госпожа, — выдернула ее из размышлений Люсинда, — я собрала ваши любимые платья. Господин Тремел велел взять только самое необходимое, но я уложила ваши лучшие наряды, вы же у нас не бесприданница какая! Негоже совсем уж без ничего к мужу в дом идти! Эх, как же вы без меня‑то будете? Да, еще и с чужими людьми? Они, чай, не знают, что вы любите, а что нет… Никто вам волосы не уложит так, как я, да и вкусненьким чем не побалует… Не догадаются, поди. Вон, как вы исхудали за последние дни. Эх, только — только после болезни поправились, так опять аппетит потеряли, совсем ничего не едите! Ольметта волнуется, что не по вкусу вам ее стряпня…