«Нервы, конечно, у всех на пределе, но стоит ли так напрягаться? – подумал я. – Все главное уже сделано и исправить ничего нельзя. Лучше пока пообщаться с «ближним», а то он, кажется, очухался и собирается дорого продать свою жизнь».

– Тебя как зовут, лейтенант? – как бы между делом поинтересовался я.

– Как смеешь?!.. – дернулся он всем телом.

– Каком кверху! Смею, как видишь. Ты, главное, ручками-ножками не трепыхай, ладно? Пистоль твой заряжен?

– Да…

– Это хорошо. Только я в тебя стрелять не буду, не надейся. Если что не так, я тебе горло сломаю и отпущу. Ты будешь долго умирать в корчах и муках – обхохочешься! Понял?

– С…!

– Понял? – я чуть усилил захват.

– Понял, – прохрипел офицер.

– Мне лишний грех на душу брать не зачем, – заверил я его. – Будешь вести себя тихо, потом отпущу в целости. И станешь ты в боях и походах являть свою доблесть, крепить славу флота российского. Но, если желаешь, могу руки сломать и глаза выдавить – мне не трудно. Хочешь?

– Не надо…

– А тихо лежать будешь?

– Буду.

– Офицерское слово даешь?

– Да…

– Вот и ладненько!

Конечно же, я ему не поверил – кто знает, чего стоит слово, данное плебею, у которого чести нет по определению. Однако пауза, вроде бы, кончилась, и события начали развиваться дальше. Для начала над бортом появилась уже припухшая перемазанная кровью рожа Нестора. В ситуации он, кажется, разобрался сразу:

– Винтарь дайте!

– Чаво-о?!

– Ружье нарезное дайте! Я сниму его!