Мальчик, польщенный вниманием, кокетливо отвернулся. Рукой в перчатке Индра потрепал его за ухом:

— Шея чуть хрупковата, дядюшка, но это будет и бегун, и борец…

— Мальчик, беги по дороге, — весь во власти новой идеи, торопливо заговорил Нара. — Беги так быстро, как можешь… как только выдержишь! И не смей оглядываться.

Гонец горделиво повел подрисованными глазами, набрал воздуху — и вдруг сорвался с места, полетел, дробно топоча босыми пятками.

Не отрывая глаз от бегущего, Нара скупым жестом указал на ошейник зверя. Бровь курсанта презрительно вздернулась. Натасканный гепард поплыл длинными низкими прыжками, затем вдруг сжался в комок и поскакал с невообразимой скоростью, будто ураганом несло по дороге куст перекати-поле.

Мальчик нарушил приказ. Мальчик оглянулся, услышав зверя. И не успел даже испугаться.

Когда бесстрастный азиат оттащил гепарда, Нара, присев на корточки возле тела, пощупал перегрызенные шейные позвонки. Лицо его стало нежным, глаза увлажнились. Голосом, дрожащим от умиления, поэт сказал Индре:

— Ты подарил мне поэму!

— Я счастлив, дядюшка! — сказал курсант, считая, что любезностей на сегодня достаточно, коснулся края каски и ушел к машине. Замаранные кровью руки Нары избавили Индру от прощального объятия.

Глава II

Глава II

Стена его построена из ясписа, а город был чистое золото, подобен чистому стеклу… И город не имеет нужды ни в солнце, ни в луне для освещения своего; ибо слава Божия осветила его…

После целого дня, проведенного на жаркой, грохочущей строительной площадке, Вирайе предстояло еще идти на званый вечер. Больше всего хотелось вымыться горячей цветочной водой и лечь спать — как он любил, не на постели, а на руках четырех-пяти сильных рабов. Но Эанна обещал познакомить с какой-то сказочной приезжей красавицей, — и Вирайя, сцепив зубы, отправился в парильню. Как говаривал Эанна, это было единственное место, где раб мог безнаказанно намять бока господину. С болью в мышцах, с воспаленной кожей архитектор сиганул в ледяной бассейн. Потом его снова захватил в свои руки массажист и долго теребил, танцевал на спине Вирайи, втирал масла и ароматные спирты. Когда скрупулезно выбритый и празднично причесанный, с лакированными ногтями и слегка подкрашенным лицом Вирайя садился в машину, двор был уже освещен по ночному.

Спустившись по бульвару, где горели белые шары под гигантскими абажурами платанов и буков, машина круто свернула на набережную. Вирайя, любитель скорости, велел водителю выйти в крайний ряд. Теперь по левую руку широкой дугой развернулось гранитное набережное шоссе. Нижние этажи ступенчатых дворцов были освещены уличными фонарями, в глубине колоннад сверкали высокие узкие окна, но квадратные вершины рисовались силуэтами на фоне сплошного зарева центра. Справа — ветер трепал черные жесткие перья пальм. За пальмами мерно дышало море. Сквозь мощные вздохи прибоя слышались крики, смех, долетала оборванная музыкальная фраза. К морю выходили подземные галереи из центра — сплошные рестораны, роскошные термы и бордели для всех посвященных. Там развлекались; веселье выплескивалось на площадки открытых кафе у самого прибоя, на палубы сияющих в ночи плавучих «морских дворцов».