— По какому праву?

— Приказ командира гарнизона и генерал-губернатора! Только что совершено покушение на Его Величество! Вашу шпагу, ваше высокородие!

Воейков прохрипел:

— Измена! Вы же и напали на его величество, Урусов!

Капитана сбили с ног, а самого Татищева несколько здоровых солдат избавили от шпаги и втолкнули внутрь каземата. Опешивший от такого развития событий, Василий Никитич едва не споткнулся о тело одного из охранников в коридоре. Вскоре его заперли в собственном кабинете. За дверью слышался грохот, крики и топот ног, снова глухо прозвучал выстрел. Стрельба усилилась и где-то снаружи, в районе Трубецкого бастиона. Похоже, в отличии от охраны сокровищницы, тюремщики сумели оказать сопротивление внезапной атаке.

Подвинув стол, Татищев чуть ли не целиком забрался в пыльную нишу с окошком в двухметровой стене каземата и попытался разглядеть что-нибудь снаружи через мутное стекло с решёткой.

Куда-то бежали солдаты, пальба нарастала. Потом на краю обозримого пространства появилась горка вещей, которые выносили из захваченных помещений. В основном сундуки. Похоже, изменники занимались банальным ограблением царской сокровищницы. Около растущей горы трофеев нетерпеливо прохаживался тот самый командир нападавших, которого Воейков назвал Урусовым. Потом к нему подошла ещё одна группа военных и лучников, похожих на калмыков. В одном из этих людей Татищев признал генерал-губернатора Дмитриева-Мамонова. По его требованию с сундуков сбивали замки, проверяя содержимое. Похоже он что-то искал, но явно не золото и серебро. В одном из небольших ларей оказались какие-то бумаги. На какое-то время Дмитриев-Мамонов углубился в чтение. Потом покачал головой с некоторым удивлением и, передав сундучок одному из сопровождающих, что-то приказал Урусову. Затем махнул рукой и вместе со свитой пошёл прочь, выскользнув из поля зрения Татищева. Сундучок с бумагами он уносил с собой.