— Дорогой Нейт, — прочитал он — сего дня в Ривингтоне был большой скандальный шум. Негра по имя Жозефина каторая принадлежал к одному из тех Ривингтон мужчин, по имя Пит Харди, шел и повесился. Я видела ее рас или два в городе и как ее жалко она была самый прелесть из всех девушков черный или белый я когда-либо видела. Но я совсем не удивился на такой счет, я была рас в доме Пит Харди живет и никагда опять не пойду туда за все золото в целый мир как он мерзкий. Ривингтон мужчины злые на негров и мы видели это когда мы были в армии вмести но даже все остальные из них говорить плохие вещи о Пит Харди. Ни один из девушки боле не идти к нему, нет не только я один. Я знать тебе не нравится разговаривать мне как я здесь делаю, но Нейт в сей день я не могу удержать себя поделать, я чувствую себя так плохо из-за Жозефины. Если ты мой правда друг, меня поймешь. Всигда твой настоящий друг, М. Бин, 47NC.

Коделл уставился в окно на улицу, не видя ее. Вместо этого, с пугающей ясностью, он увидел падение платья с плеч Жозефины, увидел ее смуглые прелести, открытые для покупателей, чтобы они смогли полюбоваться ими, увидел разочарование и похоть на лице человека из Алабамы, когда Пиит Харди — как учитель, он даже в своих мыслях правильно произносил его имя — перекупил ее. Он также видел ее лицо в зарослях жасмина на каменистом берегу, слышал ужас в ее голосе, когда она услышала лай собак, выслеживающих ее. Он подумал о том, что Харди вытворял с ней перед ее первой попыткой бежать, и в дальнейшем, если она решила расстаться с жизнью. Молли-то знает, подумал он, а затем вдруг задрожал, но вовсе не из-за холода. Без некоторых знаний в жизни, решил он, можно обойтись.

Он прочитал письмо еще раз, а затем медленно и сознательно порвал его на мелкие кусочки. Он бросил их вниз, в грязь на улице. Холодный ветер поднял их, как если бы это вновь пошел снег.

* * *

Роберт Ли посмотрел на карту Кентукки, а затем отметил последнюю пару поправок в численности гарнизонов в новых федеральных укреплениях вдоль реки Огайо. Довольно кивнув, он нанес свою подпись в нижней части листа. Потом он встал, потянулся и натянул на голову шляпу. Небо начинало багроветь, сменяя синеву очередного дня. В мирное время, подумал он, можно с чистой совестью любоваться красотами природы.

Вестибюль Института механики был почти пустым, когда он спустился вниз. Гордая медная табличка с именем Джона Бишопа Джонса сиротливо стояла на чистом столе рядом с опустевшим стулом. Лишь часовой встал по стойке смирно, когда Ли прошел мимо него в сгущающихся сумерках.