– Ты таранил «мессер». В лобовой, уже без боеприпасов. Прямо над десантниками и танкистами… Не помнишь?

Игнат хотел отрицательно покачать головой, но та отозвалась такой болью, что он чуть не застонал.

– Прямо по кабине ему пришлось, он как камень и упал. Десантники рассказали, что немцы будто очумели… А сразу после этого подошли «Яки», штук десять. Те еще могли прорваться, сил у них хватало, но… У них, наверное, просто нервы не выдержали. Они побросали бомбы, почти как попало – под себя, по сторонам. И ушли.

Вот теперь наступила настоящая тишина. Такая, что было слышно, как ветер шевелит стебли степной травы рядом, по обеим сторонам, выше его.

– Тебя подобрали воздушно-десантники, их комбат сразу приказал тебя увозить. Позвонили уже из полка, с полкового медицинского пункта тебя к нам. Доктор теперь будет тебя лечить, выхаживать…

Капитан говорил почти бессвязно, тормозя на отдельных словах. Игнат перевел взгляд с его лица на майора и увидел, как тот кивнул. Вот так вот…

Он попытался прислушаться к себе, нащупать ставшую уже привычной теплую лунку в глубине своего разума – место, где был не умеющий говорить, но способный делиться с ним своими чувствами и мыслями двоюродный дед. Ничего, пусто. Только он сам, один, такой же, как всегда. В огромном теле, с болью в костях, и в груди, и в голове. С кровью на ладонях. Двадцатилетний. В 1943 году. А дед там, в 2013-м, среди ученичков «Академии», планирующих участвовать в веселом пиру на дележке остатков страны, как только чуточку подрастут. Сыном отца, занимающегося тем же самым уже сейчас, с большим усердием и абсолютным отсутствием противоречий с полученными в детстве… императивами, принципами, идеями?.. Он забыл слово и не сумел сразу вспомнить. Зато смешным показалось то, что дед Степан является теперь одновременно и двоюродным дедом и внучатым племянником самому себе. И что он будет теперь привыкать к имени «Игнат». Но ничего, разберется. Зная его характер, можно не сомневаться: он им еще покажет.

Он попросил помочь, и его приподняли в три пары рук, оперли затылком на колесо. Игнат криво улыбнулся, морщась от боли в разбитом лице – вероятно, приложился о прицел или во время тарана, или когда сажал разбитую машину в землю. «На землю» не скажешь, неправильно это будет. Надо же, и он что-то даже такое помнит. Доктор порадуется…

– Пистолет десантники забрали, – невпопад сказал техник, уже почти успокоившийся, уже больше улыбающийся, чем плачущий. – Ну и черт с ним, а? А документы твои все целы: и удостоверение, и письма, и все.