Да, надо, надо торопить это дело! Апартаменты, пожалованные при королевской сокровищнице в Консьержери, становятся тесноваты для растущих амбиций бовесского епископа, который сейчас ощущает себя так, словно ему скоро и целого мира будет мало! Но… это только при условии, что всё пройдёт, как надо…

* * *

26 мая в Парижском университете, от имени главного викария инквизитора по делам веры, было составлено письмо для герцога Бургундского.

Несмотря на давние разговоры о колдовстве, в выражениях всё-таки осторожничали и требовали выдачи не колдуньи, но «означенной женщины, сильно подозреваемой во многих отдающих ересью преступлениях».

Однако, осторожность оказалась лишней. Герцог на письмо не ответил и никаких собственных требований не выдвинул. Более того, ходили слухи, что Жанну в Болье содержат в условиях, более чем сносных, что могло быть приемлемым, содержись в плену какая-нибудь знатная особа, но никак не та, кого намерены судить за колдовство!

Бывший каноник Бове и давний соратник Кошона ещё со времён Констанцского собора Жан Эстиве, которого, одним из первых, уже пригласили к участию в будущем процессе, начал даже поговаривать о том, что содержание Жанны в плену у герцога можно приплести к обвинению, как пример её колдовского влияния на людей, облечённых властью! Но Кошон только руками замахал. Упаси Господь от такого! Филипп за подобный пункт обвинения весь процесс по ветру пустит!

Было отправлено новое письмо, уже от имени регента и менее официальное, но оно тоже осталось без ответа. Само собой, такое молчание Филиппа не могло не вызвать вопросов, и Бэдфорд объяснил его себе только одним – Бургундец договорился с французским корольком, который обманул их всех и готов выкупить свою девку на посрамление всех тех, кто поверил его доброй воле!

– Вы безмозглый болван, Кошон! – орал на епископа регент. – Ваш хвалёный Ла Тремуй надул вас, как церковного служку! Пишите Филиппу, езжайте к нему! Делайте, что хотите, но я должен в кратчайшие сроки знать, за какую сумму и кому герцог собирается продавать эту девку!

Кошон, уныло изучавший пол под ногами, подумал, что по-родственному Бэдфорд мог бы сам сделать это гораздо быстрее. Но, видимо, тот был слишком зол… Или слишком искушён в подобных делах, понимал, что по-родственному Филипп может ответить чем-то вроде: «не ваше дело», тогда как на официальные запросы, рано или поздно, вынужден будет ответить.

Кое-какое утешение в этой ситуации приносили сведения, которые исправно доставлялись из земель, принадлежащих ныне французскому королю. И, если шпионы не врали, никаких особенных волнений пленение Жанны там не вызвало. Осада и скорое падение Компьена волновали всех куда больше. И создавалось впечатление, что судьба французской Девы, не то, чтобы не волнует, но мало кого подталкивает к каким-либо действиям. Более того, благочестивый епископ Реймса монсеньор Рено де Шартр, когда сообщал прихожанам о несчастии с Девой, открыто заявил в своём послании: «Она не сделала того, для чего её прислал Господь, но проявила собственную волю». То есть, говоря иными словами, то Божественное озарение, которое до сих пор было защитой и поддержкой Жанны и той неодолимой силой, которой подпитывались войска, идущие за ней, теперь обернулось против неё же, ибо не высшую Господнюю волю, а низменную свою выполняла эта деревенская девушка, воспользовавшись Господним благорасположением!