– Вот, взгляните, Кошон, – сказал де Шартр, осторожно снимая верхний листок. – Это копия письма, которое недавно было отослано чешскому королю Сигизмунду. Прочтите и скажите, разве это не торжество истинной веры?!

Секретарь, не теряя почтительности, перехватил бумагу и поднёс её епископу.

Тот бегло ознакомился с содержанием и, не сдержался, хмыкнул. Ай да, архиепископ! Ай да Шартр!

Письмо представляло собой обращение Жанны к чешским повстанцам-гуситам, которых она корила за вероотступничество, и которым угрожала расправой, если посмеют ослушаться. Подписал письмо отец Паскераль от имени Девы, якобы не умеющей начертать собственное имя. Но тон письма не оставлял сомнений в том, что это не мирные поповские увещевания, а откровенный военный ультиматум! Причём, составленный так грубо, в лоб, так примитивно-амбициозно, что назвать его подлогом не поворачивался язык. Кошон по опыту знал – всякая ложь, доведённая до абсурда, начинает балансировать на той тонкой грани, за которой её начинают признавать за правду. И чем проще, чем прямолинейней подход к этому абсурду, тем быстрее ложь переходит за грань.

– Вы представляете как благодарен нам теперь австрийский эрцгерцог48? – спрашивал тем временем де Шартр. – И здесь, – он потряс остальными бумагами, – свидетельства, тщательно отобранные нами среди всех домыслов о Деве, с доказательствами и датами на случай какой-либо проверки. Чтобы вы хорошо поняли, я прочту…

Архиепископ взял следующий листок, сощурил близорукие глаза и, почти торжественно начал зачитывать, а Кошон просто обмяк на своём стуле.

О да! Он способен был оценить дела подобного размаха!

Письмо и свидетельства, судя по всему, были заготовлены ещё зимой. А это могло означать только то, что Ла Тремуй не обманул, и французский король действительно хотел избавиться от Жанны и сейчас спасать её, скорей всего, не будет. Но, прекрасно понимая какого рода процесс собираются над ней учинить, подготовился основательно. Любую из этих бумаг, при желании, можно было трактовать и, как борьбу с ересью во имя единой католической Церкви, и прямо противоположно – как превышение полномочий, с той же самой ересью граничащее. То есть, по сути, архиепископ, которого власть французского короля более чем устраивала, давал сейчас понять Кошону, что процесс над Жанной состоится только в том случае, если обвинения в колдовстве не поставят под сомнение коронацию Шарля Валуа. Иначе французская сторона подаст апелляцию папе с предоставлением всех этих свидетельств, которые охотно и весомо поддержат и чешский король, и австрийский эрцгерцог, и получится так, что Кошон всеми силами хочет отправить на костёр ярую защитницу истинной веры.