— Зажигательно, — уважительно пробормотал Фризиан. И я был с ним полностью согласен. Маэгон был вдохновенным оратором.

— Благодарю, Маэгон, — сказал я церемонно. — Это было щедрое предложение. Но ожидать, что я могу принять его, было бы по меньшей мере странно. Нет, в ваших услугах я не нуждаюсь.

— Не можешь же ты быть таким глупцом!

— Могу. Преследовать вас за то, что вы тут уже натворили, я не стану. Так как допускаю, что пока еще моя воля не была вам в точности известна. Но наперед этого терпеть не собираюсь. Все подобные алтари в королевстве будут разрушаться как оскверненные. Саму по себе религию я не запрещаю, но запрет на принесение в жертву человеческих жизней будет объявлен во всеуслышание.

Лицо друида окаменело и гневно потемнело.

— Ты очень об этом пожалеешь, Артур! Впрочем, передумать еще не поздно.

— Поздно. Если до ночи все это не будет отсюда убрано, то будет выброшено на задний двор и там сожжено. Это мое последнее слово. И так приговор более мягок, чем вы могли бы ожидать. — Я протянул ему факел и он, помедлив, молча взял его. — Вот и все, — сказал я друзьям. — Теперь пойдемте.

— Не думай, что это оскорбление сойдет тебе с рук, — опять обрел дар речи друид. Голос его звучал мрачно, шипяще и поистине зловеще. — Вспомни об этом, когда удача от тебя отвернется. Скоро и навсегда!

— Довольно, друид, — прервал его Фризиан. — Подобные речи тоже могут не сойти так просто. С тобой ведь могли бы обойтись и по-римски, будь моя воля.

— Галахад, — мягко позвал Олаф. Фризиан кивнул и с тем мы и удалились.

«Мелкая сошка» продолжал покоиться у стены, крепко зажмурившись и делая вид, что все еще пребывает в обмороке. Выгодная позиция.

А на следующий день, когда мы с Бедвиром и Кабалом вошли к себе, пес вдруг, разрезвившись, с веселым визгом бросился в мою комнату и уткнулся носом в камин. Оттуда доносилось жалобное попискивание. Пробежавшись следом за Кабалом и с изумлением поняв, что его там так заняло, я охнул и принялся его оттаскивать, хотя он, как выяснилось, всего лишь демонстрировал свое добродушие, а потом вытащил из камина маленький комочек ужасающе мокрой после знакомства с языком дружелюбного Кабала черной шерсти. Котенок тоненько мяукнул, жмуря огромные темно-золотые глазки. Вид у него был несчастный, как у заблудившегося домовенка.

— Бедвир, взгляни-ка!

Бедвир резко вздохнул.

— Господи, откуда это здесь!

— Какая прелесть, — сказал я с чувством. Кабал прыгал вокруг, проявляя, как всегда, исключительную общительность.

— Наверняка это кто-то из друидов, — мрачно решил Бедвир. — Оставил в знак проклятья. Но зачем? Разве ты кому-то насолил?