Светлый фон

Давно или недавно, или и вовсе в будущем и совсем другом мире, а может быть, даже никогда, — есть обстоятельства, при которых этого никак не разобрать, ведь все это будет верно, — догорал короткий зимний день, и в наших окнах на двенадцатом этаже открывался прекрасный вид на малиново-золотой закат, подергивающийся царским пурпуром и мрачноватым холодным свинцом, когда раздался первый звонок в дверь.

Я захлопнула «Историю бриттов», от которой давно отвлеклась, засмотревшись в окно на закатное небо и сочиняя в уме что-то безбожно эпическое, и поспешила впустить первую гостью.

Веселая и слегка замороженная Кристина ворвалась в прихожую вместе со свежим дыханием зимы, снежинками в пушистых русых волосах, заплетавшихся некогда в великолепную косу, красу и гордость всей школы, и с шоколадным кексом в руках. С тех самых школьных пор она слыла среди нас самой дисциплинированной и ответственной. Кому бы еще пришло в голову проходить круглое десятилетие в заслуженных отличницах?

— Снег пошел! — радостно сообщила она, стряхивая тающие искорки. — А что, еще никого нет? Я-то думала, что опоздаю — автобус сломался по дороге.

— Так обычно и бывает, первым приходит тот, кто живет дальше всех!

Тина пристроила пальто на вешалку, и мы вошли в комнату, наконец включив люстру — то, что отец называл дневным светом, похоже, окончательно иссякло. Мы услышали его громкий вздох, и через секунду он возник в дверях своей комнаты, помаргивая от яркого электричества, засиявшего сквозь шесть хрустальных абажуров.

— Здравствуйте! — с энтузиазмом воскликнула Тина.

— Привет, — сказал отец, проморгавшись. — А хотите посмотреть новый герб? — Герб был, разумеется, ничуть не моложе нескольких столетий, но рисунок совсем свежий — для персонального отцовского гербовника.

— Хотим! А чей? — живо поинтересовалась Кристина.

— Таннебергов, — ответил отец. — Переводится примерно как «еловая горка». В некотором смысле — зверски дальние родственники.

— Закончил все-таки? — порадовалась я.

— Только что, — папа с сомнением взъерошил рукой седеющие медные усы и бороду, которые в молодости составляли интересный контраст с черными, теперь значительно поредевшими, волосами. — Но не успел наложить тени. Придется уже завтра. При искусственном свете, знаете ли, краски ложатся совсем не так…

Звонок зазвонил как безумный, без перерыва.

— Ой, это, наверное, Лена… — пробормотала Кристина.

— Или Ира… — сообщила я уже двери, которую открывала с намерением свернуть кому-нибудь шею за такой концерт. В шутку, конечно. Но за дверью обнаружился численный перевес — Лена и Ира явились одновременно, с радостными криками и какими-то пакетами, в которых вперемешку лежали конфеты и книги, все больше на философские и авиационно-инженерные темы.