— Ты сам завел этот разговор. — Ева разгладила юбку на коленях. — Газеты снова начали выходить на английском.

— Язык всегда лежит в основе всех конфликтов. — Он закашлялся и положил окурок от сигары в кастрюлю, которую он использовал в качестве пепельницы. — Ты все еще хочешь пойти в музей восковых фигур?

— Было бы неплохо.

— Я в этом и не сомневался. — Он рассмеялся, потом нахмурился и отвернулся от проигрывателя.

Дом, большая часть которого не была разрушена, был отреставрирован в 1950 году, в нем было чрезмерное количество мебели. Своим великолепием он напоминал Версаль, правда позолота стерлась, зеркала с отбитыми краями были засижены мухами, стены и потолок были окрашены в терракотовый цвет.

В огромную двухстворчатую дубовую дверь негромко постучали.

— Войдите, — сказал Лобкович. Двери отворились и маленький черно-белый кот с торчащим трубой хвостом вошел в комнату. Он остановился посередине персидского ковра, сел и посмотрел на них.

Вслед за ним вошла красивая девушка в военной шинели черного цвета и лакированных кожаных сапогах с золотыми пряжками (от Эллиотса). Ее темные волосы были подстрижены сравнительно коротко. На лице в форме сердечка было довольное, но сдержанное выражение. В правой руке у нее был револьвер «смит-и-вессон» 45 калибра, а левую она все еще держала на ручке двери, осматривая комнату.

Ева Кнеч сердито нахмурилась.

— Боковой нападающий Себастьяна Очинека, — пробормотала она тихо, — Уна Перссон. Ну и актриса!

Волосы Евы были того же цвета, что и у Уны, но рядом с Уной ее неброская красота поблекла. Ева была одета в костюм желто-коричневого цвета, на ногах у нее были туфли на шпильке, но в тот момент она предпочла бы быть одетой иначе. Она прошипела:

— Посмотрите на нее, достойная маленькая героиня революции!

Принц Лобкович не обратил ни малейшего внимания на слова своей любовницы. Одну руку он прижал к груди и, протянув вторую вперед, с достоинством направился к двери. На нем был черный сюртук и брюки в едва заметную полоску. На лацкане пиджака приколот значок Легиона Свободы, на ногах — сапоги для верховой езды. Он забыл отцепить серебряную шпору с правого сапога. На лице была самодовольная усмешка (хотя сам он считал, что это было выражение дружелюбного достоинства), которая портила красивые черты его лица.

Он произнес что-то шутливое, но усмешка превратила его слова в льстивый вздор. Затем он представился вновь прибывшей девушке:

— Принц Лобкович.

— Уна Перссон, — ответила она презрительно. — Очинек сказал, что вы возьмете доставку на себя.

— Я думал, вы приедете только завтра, — он неуверенно оглянулся. — Только завтра. — Усмешка сползла с его лица.