Новый мир мы с тобой воплощаем,

Благодатный и низкий поклон,

Тем кто будет жить с нами в мире!

Наш Советский Союз вдохновляет весь мир.

За Отчизну твёрдым шагом смело в бой!

Признаюсь честно, я просто мечтал как можно громче хлопнуть дверью. Похоже, у меня это получилось. Стоящие на берегах люди, и белые, и арабы, смотрели на нас во все глаза, многие махали руками, а кое-кто, не стесняясь, по-православному крестил. В этот момент меня заботило меньше всего, какую память мы оставили по себе французским властям. Нечего перед ними политесы разводить, пусть знают и помнят наших! Как про московский пожар, который поминал губернатор. И мне ни чуточки не стыдно за своё невежливое с ним обращение. По крайней мере, когда начнут снимать про нас свои похабные фильмы или писать пасквили, в море их лжи будет хоть какая-то частица правды. Плевать я на них сейчас хотел.

"Курбэ" тащил нас со скоростью 7-10 узлов целых пятнадцать часов, причём, со всем прилежанием, ответственностью и абсолютно бесплатно, вопрос страховки даже не поднимался. Глубокой ночью он распрощался с нами, сообщив, что его миссия закончена. В свою очередь, мы принесли искреннюю благодарность и сообщили, что мы даём фору и у него есть шесть часов, чтобы убраться на безопасное расстояние. Выждав час после того, как французский дредноут на полном ходу растворился во мраке, мы зажгли на палубе дополнительное освещение и приступили к монтажу на вращающиеся, ставшие идеальными цилиндрами после обшивки листовым дюралем, колонны-мачты плоских, шестиметровых в диаметре, дисков, сложенных до того в виде отдельных секторов на крышах второй и третьей башен. В принципе, можно было обойтись и без них, но тогда эффективность роторов Флеттнера резко упала бы. С работой справились к утру. Затаив дыхание, я смотрел, сработает или нет моя задумка. Во время дрейфа корабль сам по себе развернуло лагом к волне и ветру. К нашему счастью, они были небольшими, но после запуска роторов хотелось бы, чтоб ветер дул посильнее. Словно услышав мои мысли, по мере восхода солнечного диска над горизонтом, ветер усиливался и вскоре мы услышали с носа корабля.

— Есть ход!

Используя наивыгоднейшее положение для роторных парусов, на морском языке это называется галфвинд, или полветра, линкор медленно, преодолевая огромную инерцию своего 25-тысячетонного веса, разгонялся и, по сообщению с "Невы", игравшей роль "контрольно-измерительного инструмента", за час набрал скорость в восемь узлов. Ветер за это же время усилился до девяти метров в секунду. Так началось наше плавание в Измир. Хотя тогда мы ещё думали, что идём в Севастополь.