Утром в сопровождении Федора я снова выехал в свою вотчину. Перед выездом сунул стилет за пояс, рядом с ножом в ножнах. Почему так сделал, и сам объяснить не могу, но это обстоятельство оказалось решающим в последующих событиях.

За окраиной Смолянинова показались развалины княжеского дома, где совсем недавно из подземелья вытаскивали бренные останки князя Лосевского.

– Княже, вроде бродит кто-то у развалин.

Мы остановились, развернули коней. Свои, смоляниновские, здесь сроду не показывались, побаивались – разговоры нехорошие про место это ходили издавна.

Кто бы это мог быть?

Подъехали к развалинам, спешились. Никого не видно.

– Федор, ты не ошибся?

– Да нет же, человека видел, мужеска полу.

– Давай посмотрим.

И не успели мы отойти от лошадей на пару шагов, как из-за кустарника вышел молодой – лет двадцати пяти – мужчина. Одет не по-нашему – по-европейски. Плащ с застежкой у горла, большой малиновый берет, штанишки короткие, башмаки с бронзовыми пряжками. В голове как сверкнуло: а ведь вещал призрак про потомка князя Лосевского. Не он ли это?

– Эй! Ты кто?

У незнакомца был странный пронизывающий взгляд.

– Сами кто будете?

Встрял Федор:

– Ты перед князем стоишь, владельцем вотчины, шапку ломай да поклонись!

– Я сам княжеского рода, не пристало мне перед ровней кланяться.

Настал мой черед:

– Так ты не потомок ли князя Лосевского?

– Он самый и есть, Вацлав, князь Лосевский, – слегка наклонил голову незнакомец. Имечко-то польское – из Ливонии? Княжич как будто меня не слышал, побрел мимо нас, глядя себе под ноги.

– Ты не предка ли своего следы ищешь? Так схоронили его днями.