Тесно было полусотне под аркой, но на войне и хуже бывает. Мускулистые руки варягов и йомсвикингов отвели дротики-сулицы и послали во врага, выбивая передний ряд защитников Упсалы.
– Строимся клином! Мечи из ножен!
Страшный северный клин-фюлькинг! Широкие плечи, бугрящиеся силой, обтянутые кольчугами, смыкаются в одушевленный железный колун и врезаются во вражье войско, ломая его строй, разрубая надвое, разя мечами и секирами направо и налево, без промаха и без пощады! Скоро и он выберется в первую линию… Эх, где бы сыскать такие упражнения, чтобы беспощадность тренировать и жестокость воспитывать?
Олег припомнил, как он рубил голову курице на даче: просто брал в руку топор и заставлял себя ничего не чувствовать, только замахиваться и сечь… Не выработал он еще привычку к убийству, не заветрился, покрываясь сухой корочкой.
– Мечи к бою! – рявкнул Хилвуд. – Вперед!
Олег зашагал, топча осколки камней и щепки. Он держал в поле зрения весь плотный строй хускарлов на правом фланге, но всматривался лишь в двоих, крепкими короткими ногами упиравшихся в пыль на линии атаки. Эти падут первыми. От его руки.
Тати перешиб древко копья, нацеленного Олегу в грудь, и чиркнул свея по горлу. Лицо, сплошь заросшее рыжим волосом, закинулось кверху.
Удар фальшиона справа Олег погасил обратным движением меча и подрубил открывшуюся шею. Сунувшуюся морду с клочкастой бородой Олег треснул щитом, еще одного защитника Упсалы достал ногой. Он не геройствовал. На нем была тяжелая и грязная работа, и Олег ее добросовестно выполнял. Вязла в ушах атональная какофония боя – скрежет, лязг, звон сцепившихся клинков, грохот щитов, отбивающих мечи, тупой хряск разрубаемых костей, треск ломающихся оскопищ и топорищ, крик, хрип, брань, вой…
Клин рассек ряды свеев, отбросил неприятеля к стенам и перебил.
– Сомкнуть щиты! Копья наперевес!
Загремели щиты, сбиваясь в крепкий тын, ощетинившийся иглами копий.
– Закрепляемся! Удерживаем ворота! Стрелкам – приготовиться!
Подвижной крепостцой выступил из-под арки варяжский клин, попадая в начало улицы, не мощенной и очень грязной. Бревенчатые дома перемежались с глинобитными мазанками и редкими зданиями из плоских камней. Все окошки были задернуты промасленным полотном, из отверстий в тростниковых крышах шли сизые дымки, и два запаха попеременно перебивали друг друга – горящего торфа и конского навоза.
В перспективе поднимались стены «дома крови» – храма Тора, попиравшего землю рядом с громадным дубом. Свеи атаковали сразу с трех сторон – пешие и конные. В момент они запрудили улицу.