Или побоялся Ваш новый премьер, что господин Чернов с дельцем-то земельной «социализации» получше любого Кривошеина справится? — добивая своего оппонента в споре, хохотнул Ленин, в прищуре его восточных глаз резвились бесовские искорки, — Так, смотришь, и в министров-губернаторов пулять и динамит-с метать, поменьше бы стали…

Успев привыкнуть к ленинскому грасированию на манер, модный у выпускников пажеского корпуса, и лаконичности его хлестких фраз, Лопухин с состраданием смотрел на надувшегося, покрасневшего от возмущения Чернова. Судя по всему, лидер эсэров осознал, наконец, свой полный крах в диспуте с товарищем Ульяновым, чье виртуозное искусство полемического фехтования было сродни безжалостному мастерству бретера.

Разряжая обстановку, Алексей Александрович решил прикрыть собой измученную жертву колкого ленинского остроумия, и слегка попикироваться с апологетом диктатуры пролетариата, принимая его шутливо-вызывающий тон.

— Сдается мне, вовсе не в терроре дело. Ведь если бы Виктор Михайлович на селе социализацию учинил, то за ней непременно возникла бы потребность в чем-то подобном и в отношении промышленности. И тут без Вас и Ваших рабочих уже не обойтись. А Вы от предложенного министерского поста наотрез отказались. Да еще столь нелюбезно. Так что, это из-за Вашего решения господин Чернов вынужден тратить свой недюженый талант и энергию на… сами знаете, на что. А без него реформы в России принимают, тем временем, поверхностные формы. Себя вините, Владимир Ильич. Себя!

— Э, батенька, да разве ж я сам посмел бы отказаться? Но, — решение товарищей! Партийная дисциплина, знаете ли. А вот наш Виктор Михайлович, он бы смог. Он всегда стоял выше голосования ЦК партии, этоих формальных вериг. Тем паче, что ежели не врет царь-батюшка как обычно, а все оглашенные им в манифесте реформы в самом деле пойдут, то господам эсэрам самое время о самороспуске подумать. Ведь, почитай, почти три четверти их программы господа Романовы приняли. И всего-то Виктору Михайловичу понадобилось с десяток чиновников с работы «снять» для этого, да к Зимнему дворцу с хоругвями питерский пролетариат согнать. А ведь под пули, да пики вели-с!..

— Владимир Ильич! Ну, не говорите таких глупостей, прошу Вас! — взорвался Чернов, — Тем более, что наше наиважнейшее требование демократизации общественного бытия — всеобщее и равное избирательное право — также невероятно сейчас в Империи, как и до Манифеста.

— Где же глупости Вы у меня усмотрели, позвольте полюбопытствовать, милостивый государь? Объединяйтесь скоренько с Бундом, с поляками-финнами, с освобожденцами да конституционалистами-земцами и — вперед! Общим строем-с! В Думу думу думать. Там, глядишь, и добьетесь всем скопом от Его величества этого самого Права…