— Ирка, тварь! Не лезь к Пашке! Не лезь, тебе говорю! Ленка, бей ее лахудру!

— Ах, вы шмары вокзальные! Думали, я не узнаю, что он приехал?! Да!? Щас я ваши глазенки-то свинячьи выцарапываю! Щас вы у меня…

Но в это время, только что агрессивно дискутировавшие между собой конкурентки, с завидным единодушием футболистов одной команды повернулись в сторону нового противника. Растопырив свои длинные ногти, они стали приближаться к ней. Как оказалось, они обе питали одинаково суровые чувства к этому общему и дружно ненавидимому врагу.

"Если я сейчас ничего не сделаю, то буду потом до конца своих дней чувствовать вину за гибель одной из этих дур. И милицию звать нельзя. Вызову, и меня же первую и заметут, на горе и утрату ко мне веры командованию полка. Вот ведь ситуация! Мдя-яя. Что же делать!? Меня они уже не слышат. Глаза у них вон, как у коров бешеных стали. Что же делать? О! Эврика! У меня же с крымского стрельбища десантуры пара ТТ-шных патронов в кармане валяется. Скорее, скорее".

Павла быстро открыла кобуру, достала ТТ и выщелкнула магазин. Закусив магазин во рту, она непослушными пальцами несколько секунд вылавливала патрон из кармана галифе. Наконец, поймав его, Павла стремительно снарядила магазин и втолкнула его в рукоять пистолета.

— А НУ, СМИРНО, ТОВАРИЩИ ЖЕНЩИНЫ!

Вслед за громовым раскатом молодого баритона, воздух всколыхнул резкий хлопок пистолетного выстрела.

— Я СКАЗАЛ, СМИРНО! Ну-ка, сели все на скамейку! Живо! Это приказ!

Опешившие и даже в ужасе присевшие от громких звуков дамы, позабыли о своих недавних разногласиях. И, путаясь в ногах, быстро присели на скамейку. Их взгляды на возлюбленного мужчину в этот момент выражали крайнюю степень растерянности.

— А теперь все втроем приготовились внимательно слушать меня. Очень внимательно слушать, все, что я сейчас вам скажу. Так вот. Ни с одной из вас я больше жить не буду. И более ни с какой другой бабой в гарнизоне. Кончилась эта сказка. Ясно вам? Для всех вас она кончилась. Навсегда вот это запомните. А кто из вас станет мне дорогу заступать и нервы трепать, про тех я лично в НКВД на каждую заявление напишу. А коли станете мне через своих хахалей да знакомых, еще какие козни строить, без разбору про каждую таких слухов по городу и гарнизону пущу, отмываться устанете. Ясно вам? А за меня более не беспокойтесь, если надо мне будет, то я и перевестись отсюда легко могу. И вот еще что. Что там когда-то меж нами было, то было. Было и прошло! Навсегда! Ни с какой женщиной я отныне тут гулять не буду! Вот так всем и передайте. Захочу когда-нибудь себе жену взять, подальше отсюда выбирать ее буду. Все! Вот вам и весь мой сказ. И за мной сейчас хвостом ходить, не советую. Я сейчас как раз в Управление, что на Парижской коммуны иду. Так что лучше не лезьте. За все, что меж нами раньше хорошего было, я вам сейчас в пояс кланяюсь. Но запомните! Прошла та любовь, навсегда! Больше не будет Паша Колун по гарнизону куролесить. Служить Колун будет, только служить! Прощайте, Елена, Светлана, Ирина. Прощайте и простите меня за все. Если сможете.