А ко всему прочему, положение узурпатора не было устойчивым. Примирившаяся с родственником Мария Комнина, едва вернувшись в столицу, затеяла новый заговор. Его вскрыли на ранней стадии, и не желая раскола в опасный момент, пресекли келейно и точечно, отравив принцессу и Вильгельма Длинного меча. На партию принцев это впечатления не произвело, там просто сменили лидера и продолжили подготовку переворота. Новых лидеров заговорщиков публично ослепили, но профилактика все равно не сработала. Оставшиеся Комнины и старая знать, привыкшие к вседозволенности, чему при прошлом императоре лучшим примером был сам Андроник, расценили ответные меры как попрание устоев и нарушение общественного договора, и в добавок к очередным заговорам подняли несколько мятежей. Впрочем, осведомителей хватало, как и предателей среди мятежников, так что мятежи подавили, заговорщиков выявили. Но в этот раз начались казни, усилившие недовольство и влияние отличившихся в борьбе с оппозицией приближенных. В условиях противостояния с внешним и внутренним врагом, удержать репрессии в рамках Андроник не смог. Как писал очевидец, «неумолимый в наказаниях, он думал погибелью других утвердить свою власть, находя в том особое удовольствие».

Отметим, однако, что эти часто описываемые как «неслыханный террор» события, включая ослепленных, затронули менее сотни аристократов. И даже когда начались казни рядовых оппозиционеров, их количество осталось невелико. Андроник, конечно, как отмечал тот же хронист «считал погибшим день, когда он не захватил или не ослепил какого-нибудь вельможу, или кого-нибудь не обругал, или, по крайней мере, не устрашил грозным взглядом и диким выражением гнева», но даже обвинитель упоминает кроме ослепления тюремное заключение, выговор и намеки, а казней не приводит в перечне вовсе. Народу ущемление элиты нравилось, но стабильности власти не прибавляло.

* * *

За всем этим, с интересом наблюдал патриарх Иосиф. Вождем он не был, даром проповедника не славился, зато обладал огромным административным опытом, широчайшими знаниями — и не только в области теологии, изощренным умом и железной волей. Патриарх держал в руках светский и церковный — пронизывающий все слои общества аппарат, обеспечивающий контроль над вверенными землями, и умело этим пользовался. К Комнинам он пиетета ничуть не испытывал, с антиандрониковскими заговорщикам поддерживал довольно вялые связи и в союзы не вступал. Перебегающих на сторону лоялистов представителей клана неизменно направляли в действующую армию, на подчиненные верным людям посты. Не справившихся смещали, остальным становилось не до оппозиций, а их успехи демонстрировали, что «правильные Комнины — за василевса». Магнатов, не выразивших лояльности Алексею II — а таких оказалось большинство, неуклонно лишали имений, а в случае непокорности отправляли в ссылку или ослепляли ничуть не хуже Андроника, но без широкого освещения.